Гипотеза двух источников с различными модификациями по–прежнему остается самой признанной теорией у критиков источников, хотя во второй половине двадцатого века она вызвала многочисленные нарекания. Среди последующих разработок были гипотеза четырех источников (Б. X. Стритер, 1924 г., который к Марку и Q добавляет еще источник L [материал, который можно найти только в Евангелии от Луки] и источник М [материал, который можно найти только в Евангелии от Матфея]), различные гипотезы множественных источников и гипотеза арамейского источника.
Не так давно Эта Линнеманн, в прошлом видный специалист бультмановской школы, недавно ставшая евангелической христианкой, убедительно опровергла все доводы сторонников критики источников Евангелий. Она настаивает на том, что никакой синоптической проблемы вообще не существует, что ни одно Евангелие не зависит от другого, но все они восходят непосредственно к очевидцам и свидетелям, слышавшим слова и видевшим дела Иисуса (30, с. 185,186).
В двадцатых годах прошлого века была разработана еще одна разновидность историко–критического метода: критицизм форм (от немецкого Formgeschichte, буквально «история форм»). Эта процедура критического анализа, впервые предложенная Германом Гункелем (1862–1932) для Ветхого Завета и Рудольфом Бультманом для Нового Завета, во многом сохранила те же самые натуралистические исходные предпосылки, используемые в критицизме источников, но главное внимание в ней уделяется долитературной стадии устных преданий, положенных в основу письменных источников. Критики форм исходили из того, что библейский материал появился на свет примерно так же, как и обычная фольклорная литература нашего времени, а потому взяли на вооружение фундаментальные принципы светской науки, которыми пользовались, например, братья Гримм, изучавшие немецкие сказки.
Опираясь на исходные предпосылки критицизма источников, критики форм исходили из того, что социологические силы общества (в их житейской обстановке) создавали форму и содержание христианских преданий и что этот материал прошел эволюцию от коротких и простых единиц до более объемных и сложных форм. Конкретная задача критиков форм заключалась в том, чтобы проанализировать различные формы или жанры библейской литературы (например, различные литературные формы в Псалтире), разбить их на предположительно меньшие изначально существовавшие устные единицы, а затем гипотетически реконструировать житейскую обстановку, которая породила эти формы.
В этом процессе реконструкции критики форм зачастую почти не обращают внимания на ясные высказывания Писания по поводу той жизненной обстановки, в которой происходили описываемые события. Так, вводные комментарии в Псалтири были объявлены более поздними вставками и, соответственно, исторически недостоверными.
Ни критики источников, ни критики форм начала двадцатого века на начальном этапе не уделяли большого внимания редакторам, которые, как считалось, собрали ранее существовавший материал и придавали ему окончательную форму: они считались компиляторами, которые практически не внесли в имевшийся материал никакого личного вклада. Однако эта ситуация изменилась в середине двадцатого века, когда в историческом критицизме возникла новая процедура: критицизм редакций (от немецкого Redaktionsgeschichte, дословно «история редакций»).
Три исследователя Нового Завета первыми использовали метод редакционного критицизма в своих исследованиях синоптических Евангелий: Г. Борнкамм (1948 г., Евангелие от Матфея), Ханс Концельманн (1954 г., Евангелие от Луки) и В. Марксен (1956 г., Евангелие от Марка). Они стали говорить о евангелистах как о полноценных теологах. Цель критика редакций заключалась в том, чтобы выявить и описать уникальную жизненную обстановку (социологические и богословские мотивы) библейских редакторов/писателей, которые побудили их сформировать, модифицировать или даже создать материал для включения в конечный продукт, вышедший из–под их пера. Базовая предпосылка, лежащая в основе этого подхода, заключается в том, что каждый библейский писатель имел уникальную теологию и жизненную обстановку, отличную, а возможно, даже противоположную той, которая была у других редакторов. Эта процедура бросает вызов идее единства Священного Писания, которое, как утверждается, имеет уже не одну, а множество разных, подчас противоречивых теологии.
Четвертая процедура в историческом критицизме называется историей традиций (от немецкого Traditionsgeschichte). Впервые разработанная Герхардом фон Радом в тридцатые годы прошлого столетия для Ветхого Завета, она опирается на критицизм форм и источников, пытаясь поэтапно проследить историю составления преданий во время их устной передачи из поколения в поколение, до их окончательного оформления в письменном виде. Когда приобрел популярность критицизм редакций, история традиций стала охватывать устные предания, письменные источники вплоть до окончательного оформления редактором. Основополагающая исходная предпосылка при таком подходе заключается в том, что каждое новое поколение по–новому истолковывает и переформирует материал.
Недавно появившаяся процедура историко–критического метода под названием критицизм канона представляет собой логическое завершение попытки гипотетически реконструировать историческое развитие библейского текста. Впервые разработанный Джеймсом Сандерсом в семидесятые и восьмидесятые годы, этот подход основывается на предшествующих процедурах, но сосредоточивается преимущественно на жизненной обстановке (социологических и теологических факторах), имевшей место в синагоге и Церкви, которая и предопределила последующий выбор документов для священного канона. Как и другие, данная историко–критическая процедура исходит из того, что процесс составления канона можно объяснить человеческими, присущими земному миру факторами без всяких ссылок на сверхъестественное Существо.
4. Другие критические подходы
Не так давно произошел сдвиг в критических исследованиях Библии в сторону разнообразных новых литературно–критических герменевтических методов. Обычно в этих процедурах не отвергаются результаты исторического критицизма и главный его принцип. Более того, вопросы, касающиеся исторического развития библейского текста, выносятся за скобки, и главное внимание сосредотачивается на конечной, канонической форме.
Многие из этих литературно–критических герменевтических методов фокусируются на конечной форме библейского текста как литературного произведения искусства. Эти методы включают в себя такие взаимно накладывающиеся процедуры, как риторический критицизм (Джеймс Мюленберг), новый литературный критицизм (Роберт Альтер), метод внимательного прочтения (Меир Вайс) и нарративный критицизм. Всем этим процедурам свойственно повышенное внимание к тексту как к законченному произведению искусства. При этом текст Библии обычно отделяется от истории и считается вымыслом или мифом со своей «независимой образной вселенной» и «имитацией реальности». Главное внимание уделяется различным литературным условностям, которые автор использует осознанно или неосознанно, когда превращает библейскую историю в произведение литературного искусства.
Еще один недавно разработанный синхронический метод (то есть метод исследования конечной формы текста) называется структурализмом. Библейский структурализм опирается на современную лингвистическую теорию Клода Леви–Строс. Он был разработан в США ученым Дэниэлом Паттом. Его главная цель — «расшифровать» текст, чтобы обнаружить подсознательные «глубокие конструкции», присущие любому человеческому языку. Этот метод предполагает замену Божественного абсолюта другим абсолютом «снизу» — глубинными языковыми конструкциями. Родственный литературный подход называется семиотикой или «теорией знаков». Ее отцами считаются Фердинанд де Соссюр и Чарльз Пирс, которые сосредоточивают внимание на лингвистических кодах, образующих каркас, в рамках которого передается весть текста (во многом это напоминает нотный стан, на который помещаются конкретные ноты). Основное внимание в этих подходах обращается на слои лингвистических конструкций или системы символов, лежащих в основе вести.