Огонек свечи радостно запрыгал, наполняя комнату непостижимым таинством. Я вперилась взглядом в маленькое жаркое пламя и начала придумывать завтрашний день.
Значит, так: завтра я пойду бродить по городу и куплю себе розы чайного цвета… Или одну розу, но непременно чайную и самую красивую. Потом зайду в магазин, или бар, или к подруге – ну, это по обстоятельствам. А вечером позвоню любовнику и скажу, что выхожу замуж. Он подумает – шутка и захочет спросить. А в ответ – длинные гудки! Боже, как я его сейчас ненавидела… Как мне хотелось именно сейчас вышвырнуть его из буден, призвав в помощники даже вранье-Соленая слеза вновь скатилась из глаз, следом другая побежала… И еще…
Я запивала слезы шампанским и дольками мандарина закусывала. А рождественская ночь сонным глазом луны в окошко наблюдала. Знаю, она меня нисколько не жалела, но она меня осуждала! Я ведь не обмолвилась о пикантной подробности: приход Рождества я встречала… ну как бы это помягче… В общем, кроме шпилек и золотой цепочки, на мне больше ничего не было. Это был не кураж, это был не каприз, а… ну, так захотелось! Господи, да прости меня грешницу!
А ночь наполнялась таинством и хмелем. Плеснув в тонконогую хрусталику еще шампанского, я глаза закрыла и надумала загадать новое желание – не успела. Звонок в дверь, резкий и нежданный, вмиг раздробил отяжелевшую от одиночества тишину. Немножко пьяная и совсем обнаженная, я лихорадочно кинулась к шкафу найти что-нибудь. Руки нащупали джинсы и вязаную кофту. Впихнув себя в штаны и кофту, на секунду замерла: а вдруг ошиблись дверью? Но дверью не ошиблись, звонок вновь тренькнул… Боже, да кто? И в этот миг сердце вдруг выпрыгнуло из меня и упало к ногам, но не от страха, от восторженной догадки – это ОН! Это пришел ОН! Ну, которому собралась наврать, что замуж выхожу. Ах, дура я… Стерва я… Как же могла-то?! Ведь он пришел! Он любит!
Пригладив у зеркала волосы и вильнув джинсовым бедром, спешно заскользила к двери, выбивая каблуками радостную дробь. Звякнула цепочка, распахнулась дверь и… Из полутемени подъезда на меня глядел Дед Мороз. Рост под два метра, шуба до пят, шапка на брови наехала. Глаза большие, трезвые, но… совсем чужие. Нет, это не ко мне!
Я сглотнула подкативший комок обиды и выдавила, что на ум явилось:
– Я Деда не вызывала… – и дверь собралась захлопнуть.
Дед из правой руки в левую переложил мешок и, сдвинув за затылок шапку, сказал:
– С Рождеством… Но я… Но вас…
У меня в коленках помягчело, а губы сделались сухими – так всегда бывает, если накрывает страх.
Дед почувствовал и, путаясь в полах шубы, перешагнул порог моей квартиры.
– Я могу сказать, как тебя… имя… – и назвал мое имя.
Фразу он произнес с сильным акцентом, не сводя с меня глаз. Окончательно потеряв рассудок, я собралась сильно закричать, но ведь надо было что-то делать! Дед в усы улыбнулся:
– Не бойсь меня… Я не опасность… Опять тебя с Рождеством…
В прихожей зависла тишина. Гость переминался с ноги на ногу, а у меня онемел язык и начал бить озноб… И вдруг догадка: а может, а может кто-то из соседей вздумал подурачиться?! Догадка как соломинка для утопающего, но я все равно ухватилась:
– Вы… Ты… Кто?
Он оживился и сделал шаг вперед:
– Не узнал… ты… А я – Франсис. Ну, помнишь, еще был бар… Ну, прошлый зима… А потом ты забыл в такси куль…
Дед Мороз с трудом подбирал слова и от напряжения совсем взмок. Я с тем же трудом проникалась словами и вспоминала – такси… зима… бар… Нет, я ничего не могла сообразить!
– А потом я улет в Марсель…
И только когда он произнес «Марсель», я вдруг вспомнила! Кинокамера «Сони»… Черное платье с голой спиной… Хлюпающий бачок унитаза… Горькие слезы… О, Боже, да неужели это тот самый иностранец?!
Тихо наливаясь яростью, я шагнула Деду навстречу, чтобы вцепиться в бороду – ив клочья ее, в клочья…, уж слишком горька была пережитая обида.
Уловив приближающийся скандал, он без спросу прошагал вглубь прихожей, уселся на стул, стянул с себя шапку, отклеил бороду, усы и брови, все это аккуратно сложил у телефона, а потом сказал:
– Африк здесь…, – и вдруг очень радостно улыбнулся, стукнув себя по вспотевшему лбу. – О-о-о-о, с голова моя совсем плохо…