- Перебирайся на виллу. Уютная крыша, прекрасный сад и никаких серьёзных господ в серых костюмах. Устроим представление - помнишь, ты жонглировал булочками? Прогуляемся к парку на островах - в дуплах дубов и вязов попадаются удивительные вещицы. А когда надоест все на свете - перемажемся в джеме и подеремся подушками! Или каждый уйдет в свой угол - считать слонов, пока не соскучится.
- Мммм! - ответил Карлсон.
- Вдвоём нас отсюда не выкуришь. А потом и другие подтянутся.
- Устроишь дом престарелых для книжных детей?
Хозяйка ответила грубым жестом.
- Что тогда?
- Мы с тобой чуть не сели в ловушку для взрослых. Будто однажды наступит день - и чудеса кончатся. Ты окажешься для них слишком старым, слишком усталым, слишком серьёзным. Ни один человек на свете не захочет слушать твои истории, играть с тобой, делать глупости. Книжку поставят на полку, чтобы больше не открывать.
- Так и есть, - вздохнул Карлсон и слизнул со щеки варенье.
- Это пыль. Просто пыль на стекле. Чем больше пыли, тем противнее мир вокруг, тем меньше смотришь по сторонам, пригибаясь к земле. Перестаёшь радовать и тебе больше не радуются, считаешь золото - и чемодан пустеет. А на самом деле чудеса никуда не девались - ты их не видишь, а они есть! Понимаешь?
- Почти.
- Сегодня я встретила настоящую девочку. Босую, лохматую, вредную и веселую, с настоящим живым львом на настоящем поводке! Её никто не придумал, она гуляла по улице сама по себе. А не загляни я в гетто - никакой Типпи бы со мной не случилось.
- Честно встретила?
- Не поверишь - да!
- Хорошее имя, - заявил повеселевший Карлсон. - Как ты думаешь, Типпи захочет подружиться с мужчиной в самом расцвете сил?
- Не знаю. Зато уверена - в городе полным-полно мальчиков и девочек. Не все разучились смотреть в окно. И по крайней мере одна малышка скучала без своей старой куклы.
- Дай подумать... Мне кажется, на вилле очень уютная крыша. И печная труба на ней есть и луну хорошо видно. Жаль до улицы далеко и шалить будет трудновато, но я что-нибудь соображу.
Довольный Карлсон нажал на кнопку посреди живота. Пропеллер затарахтел - сперва тихо, потом сильнее.
- До Стокгольма и назад. Прилечу - займусь домиком.
Хозяйка вопросительно посмотрела на гостя. Тот кивнул.
- Да. Я обещал вернуться.
...Мотор набирал обороты. Толстый смешной человечек поднимался в небо над засыпающим городом. Последний трамвай, дребезжа от усталости, ехал в парк, кто-то забыл на сиденье ящик с душистыми пряниками. Торопились с работы чересчур занятые взрослые, не дождавшись их засыпали в кроватках дочки и сыновья. Прайд котов с Королевской улицы заключал перемирие с псами Зеленой площади, вожаки отчаянно торговались за кафе и помойки. Большой грузный мужчина мерял шагами больничные коридоры - врач сказал, есть надежда. Счастливая Ида, вся в иголках и трубках, дремала, прижимая к груди старую Долли - ей казалось, что на тропическом острове она носится в салочки с негритятами, и без разрешения прыгает прямо в морской прибой. Львенок Бвана свернулся у постели любимой подружки и рычал, видя во сне много-много сахарных косточек. Господин Сеттергрен, уважаемый человек, мэр, заперся у себя в кабинете, пускал кораблики в дорогущем аквариуме, фальшиво напевая «Шагают шведские солдаты». На стене кабинета висел портрет веснушчатой девочки с нахальными косичками в разные стороны.
В тёмном доме светилось одно окно. Маленькая старушка в огромной ночной рубашке расплетала перед сном косы, поглаживала браслет из слоновой кости, неотрывно смотрела на раскаленный фитиль свечи. Ей почудилось - на рассвете мокрый гравий стукнет в окно: просыпайся, пойдем играть!
Где-то в столовой шумно вздыхала лошадь, люстра в гостиной скрипела под тяжестью проказливой обезьянки, гулкий голос отца повторял: собирайся, «Попрыгунья» вот-вот отчалит. Пламя отбрасывало причудливые тени - словно кадры из детского мультика. И смешное, колючее слово имбирной водой щекотало язык - ку-ка-рям-ба!