Инквизитор проводил Анну к лестнице и приказал раздеться. Девушка непонимающе замотала головой, но затем всё же послушалась и сняла сперва верхнюю одежду, затем платье, отставила в сторону обувь. Анна стояла на морозе нагая. Переступая босыми ногами.
– Анна! Твоя отвага воодушевила всех нас! Ты не побоялась противостоять демонице в одиночку. Ты отвела нас к её логову! Ты научила нас, как сокрушить зло! Твоё имя навсегда останется среди имён святых мучеников. Твоя душа, Анна, свята! Пришло время очистить от грехов твоё тело! Прощение грехов – вот твоя награда! Ступай на костёр, сестра.
Опустив голову, Анна начала подниматься по лестнице. Её хрупкое тело трясло от холода, ноги то и дело соскальзывали со ступенек. Словно лёгкий лепесток ромашки, Анна дрожала на ветру, такая же бледная и хрупкая. Её привязали к брусу. Стянули верёвками запястья и голени, опоясали талию и оставили так. Закончив, свита инквизитора убрала лестницу. В руках Махарабы уже пылал факел. Когда он поднёс огонь к костру, Анна громко крикнула:
– Нет!
Но огонь быстро поднялся вверх, тело девушки заволокло дымом. А она продолжала надрывать горло, пока не зашлась сиплым кашлем. В костёр полетели уже знакомые Дуву склянки, и пламя очень быстро добралось до самого неба. Мучилась Анна не долго, огонь поглотил её тело мгновенно. Даже кости сгорели бесследно.
На лицо деревенщин медленно начал падать пепел. Ветер принёс его с горы, с самого замка. Дув грустно улыбнулся, размазал пепел между пальцами и пошёл прочь. Ему стоит укрыться от солнечного света рядом с Людовиком. Теперь и для него единственный доступный свет – это свет от пламени.
Спи, моя радость, усни
Огромная стеклянная люстра в центре зала свисала до самого пола, от неё в стороны шли жёлтые ленты. Ленты раскачивались от каждого движения танцующих пар. Все вокруг вальсировали. И Сью тоже. Она и представить не могла, что танцевать вальс так легко. Раз, два, три! Раз, два, три! Тёплая рука её партнёра деликатно поддерживала спину, позволяя Сью откинуться назад и кружиться, любуясь пролетающими мимо украшениями зала. Музыка всё не кончалась. Вдруг кавалер притянул Сью к себе, и она встретилась со строгим взглядом Деймона, казалось, он смотрит не на девушку, а сквозь неё.
– Можете не болтать, мисс Берри! Тише! Замолчите! – Детектив Винчестер кричал на Сью, хотя она ещё и слова не сказала.
Сью попыталась вырваться из рук Деймона, но её ноги продолжали вальсировать, а руки цепко держались за мужчину. Так сильно, что ногти оставили на тыльной стороне ладони Деймона яркие красные царапины. Кровь капала на пол и стекала к люстре, а затем вверх по ней, окрашивая стеклянные подвески, а затем и ленты. Ладонь Деймон внезапно похолодела, словно между лопаток у Сью оказался кусочек льда. Она снова взглянула в глаза детективу, боясь, что ему стало нехорошо, но вместо Деймона увидела перед собой Ричарда. Вампир ослепительно улыбнулся:
– Скучала? Сто раз уже подумала, что зря прогнала меня, так ведь?
– Да. – Коротко выдохнула Сью.
Осознание, что это всё лишь сон пришло мгновенно. Она потянулась к Ричарду, пытаясь обнять его, но вместо этого провалилась под пол. Сью подняла голову. Теперь она сидела на коленях перед главной статуей колледжа.
– Махарба Де Парадайз, наш свет, наш спаситель и защитник, – медленно проговорила вслух Сью надпись, которую читала уже десятки раз.
Только статуя стала иной. Под каменной ногой мужчины была не странная тварь, а юноша. Живой. Он медленно поднял голову, тёмные растрёпанные волосы закрывали почти всё его лицо, но Сью узнала в нём Ричарда. Девушка протянула руку, чтобы помочь Ричарду выбраться из статуи, чтобы освободить его, но в то же мгновение оказалась за тысячу километров от колледжа.
Сью сразу узнала это место, оно снова и снова возвращалось в её кошмарах, и единственный способ пережить его – не смотреть вниз. Там где на асфальте лежит её мать. Каждый раз Сью закрывала лицо руками, только чтобы снова не видеть её. Не напоминать себе о том, как ужасно она выглядит. Сью хотела запомнить Мэгги живой, здоровой, хотела запомнить лёгкий запах её лака для волос, материнские объятия, но в памяти остался только безжизненный взгляд и застывшая маска непонимания и ужаса на её лице.