Может, наши и спустили бы всё на тормозах — ведь дед не по Ритиной вине умер. Но внучка его какой-то шишкой оказалась. Подняла бучу: «Как это так, дед ни на что не жаловался». А то, что опухоли не один месяц, даже не один год растут — кому какое дело?
Эссенциалия виновата.
И тут — Трибунал вмешался. Наши Людмила с Натальей, как про Трибунал услышали, побелели, словно снег в январе, позеленели, будто первая весенняя трава, а потом пурпурными сделались, как пионы. Видано ли?! Девчонка сопливая их под монастырь подвела!
А Ольга, вся серая, вызвала её и только бросила, как обожгла:
— Собирайте вещи!
Рита стоит — ни жива, ни мертва. И деда жалко, и не думала она, что всё так обернётся. Да и с Трибуналом не сталкивалась ни разу. Лишь пролепетала:
— Ольга Михайловна, вы же сами его прислали…
— А диагностику проводить я за тебя буду? А Стандарт ты почему нарушила?
Что тут скажешь?
— Помочь хотела…
— Вот и помогла, — отрезала Ольга, — нам всем!
Людмила себе тут же «больничный» взяла, Наталья, зло зыркнув на Риту глазами, помчалась в Управление комиссию умасливать, чтоб эссенциалию не закрывали. Ольга ко мне подошла.
— Всеволод Вадимович, выпишите командировку.
Это чтоб с Ритой, значит, ехать. Сама стоит, шатается. Ей уже приходилось с Трибуналом общаться. Только не рассказывала никогда. Кто ж тебя, дуру, просил Ритке нестандартного клиента присылать?!
— Не надо, — говорю, — Ольга Михайловна. Я сам. Только вы расскажите мне: как и что.
Она на меня посмотрела как на сумасшедшего, потом в её глазах что-то блеснуло — понимание появилось. И наконец — сочувствие.
— Хорошо, — вздыхает, — слушайте.
Впрочем, рассказала она немного. Но ох как пригодились её советы…
В первый раз пришлось мне увидеть «трибунальщиков». Три бесцветные дамы и суровый главный — Артур. Где-то я видел его, но вспомнить не могу. Ритку оттеснили к окну, сесть не разрешили, все вещи отобрали. Ольга знала, как доказательства собирают, а вот я даже предположить не мог, что это выглядит так отвратительно.
День солнечный, в окно веет свежестью, птички поют, из автомобиля во дворе играет музыка… А Риткино немудреное рабочее место рушат на глазах. Дамы действуют быстро и слаженно. Одна из компьютера информацию переписывает, вторая перетряхивает ящики стола, третья карманы у розовой ветровки вывернула и за сумочку принялась. А главный руководит. Молча.
И я стою. Дурак дураком.
— Как вы это объясните?
Фотография с празднования Ольгиного дня рождения. Торт, конфеты и чай. Фуршетом. Взял кусок на тарелку, в чашку кипяток залил — отходи и пристраивайся, где место есть. Мне все говорили, что я слишком заигрываюсь в демократию. А я просто начальником себя не чувствую. Мне бы на линию, в первое звено… К Рите.
В тот день мне места не нашлось, я возле Ритки на коробке из-под копировального аппарата примостился. И не знал ведь, что в кадр мы оба попали. А она, глупышка, оказывается, файл среди гомограмм за прошедший месяц хранила.
Рита молчит.
— Да что тут объяснять, — говорю спокойно, — просто отмечали юбилей. Не в рабочее время, поверьте.
Дама-дознаватель на меня быстрый равнодушный взгляд бросила.
— Директор может выступать свидетелем?
— Может, — это вторая, та, что в сумочке рылась, ответила, — между ними пока ничего нет.
Как она успела проглядеть и записную книжку, и сообщения в телефоне — нет там ничего, конечно. Нам и шифроваться не надо было, я спокойно разводные дела улаживал, знал: Рита меня дождется. Не было у нее никакой личной жизни, только мечты да ожидания.
Вон, содержимое сумочки сиротливо на стол высыпано. Носовой платок, проездной на метро, пропуск в общагу, ключи да томик «Лирики влюбленных душ» нашего коллеги. Строки исчерканы пометками и знаками вопроса. Она все собиралась ему написать и спросить: что можно использовать в работе, а что — просто красивости, вымысел. Ручка шариковая, запасная ручка, калькулятор, расческа, кошелек с парой купюр и несчастными монетами. Ну и значок, конечно же. Блестит, не тускнеет. Ни помады, ни туши, ни, извините, специальных таблеток. Сумка как у школьницы средних классов.
А вот то, что в столе у нее творилось, оказалось похуже.
На клиента дело заведено, все по правилам: папка, номер… Открывает его дама-дознаватель, а в нем ни одного листочка.