Удар пришёлся на лабораторию Андрея, и только тут пилот услышал звук – гулкий, будто в бочку ударили. Пилот подумал о том, что как всё-таки хорошо, что вырвавшаяся на свободу Т-сингулярность – это вам не S-сингулярность, испаряется за считаные микросекунды без последствий, что диски пробивают препятствия очень необычным способом, что ветер усилился и совсем холодно, а хорошо бы сейчас баньку, сауну, и чтобы травяной отвар, или, наоборот, коньячку грамм сто пятьдесят, и чтобы непременно зелёная оливка, и что для этого надо, сущий пустяк, снова перепрошить персональный чип, и сколько раз в жизни он это проделывал, и сразу в базах данных возникнет новая «легенда», и там будет баня, и коньяк, и конечно же – оливки, и не важно, что он отродясь не пробовал оливок, они очень хороши под коньяк, – вот главное, и не станет коварной нимфы Калипсо и безжалостного Шивы…
Пилот коротко врезал себе по скуле. Мотнул головой. Темно. Темно, тихо и холодно. Только из метровой аккуратной бреши в стене лаборатории падает отблеск света.
Андрей лежал, вцепившись мёртвой хваткой в ножку распределительного пульта. В том месте, где пронёсся диск, зияла пустота, и, видимо, там же оказались ноги и нижняя часть туловища аспиранта. От человека остался обрубок – грудная клетка, руки, голова. Крови видно не было.
Но обрубок ещё жил. В тусклом свете аварийных ламп на пилота уставился пронзительный взгляд налитых кровью глаз
– Ты, – прохрипел Андрей. – Сейчас…
Свободная рука его нашарила что-то в кармане – одноразовый шприц-тюб, понял пилот. Зубами аспирант сорвал колпачок, игла вонзилась в плечо. Андрей со всхлипом втянул воздух, на лбу проступил пот. Какой-то стимулятор.
– Сандра?..
– Цела. Все целы… пока.
– Ты из Конторы… Молчи. Я знаю. – Андрей кривил посиневшие губы, слова звучали невнятно. – Обещай!
– Что обещать, Андрей? – Пилот склонился над умирающим, и рука аспиранта тут же вцепилась в его руку.
Второй рукой ксенолог продолжал сжимать стойку. Судорога.
– Спасёшь. Её. Обещай.
– Я постараюсь.
– Обещай!! – Хриплый вопль был страшен.
– Обещаю. Если сам выберусь.
Умирающий убрал хватку, пошарил в кармане. Кристалл записи.
– Передай… в Контору. Они разберутся. Здесь – всё. Всё…
Голова ксенолога со стуком ударилась о пол. Пилот несколько раз хлестанул аспиранта по щекам.
– Это ты подбросил Бертрану инфу про перспективную планету?
Гримаса. Видимо, улыбка.
– Где корабль?
– За Исп… Ипсилон E. Я сигнал… успел сигнал.
Успел ты. А то, что радиосигнал туда будет идти восемь часов, об этом ты, засранец, подумал? А о магнитной буре подумал? Хрен твой сигнал пробьётся сквозь ополоумевшую магнитосферу…
– Зачем? Зачем имитация гибели корабля?
– Операция «Живец». Аналитики… Планета… любую агрессию. Любой негатив. Сплочённая группа… шансы. Ты! Ты всё испортил, гад, ты! – Андрей сделал безуспешную попытку привстать, опираясь на руку.
Черты лица его заострились, а кожа, покрытая каплями холодного пота, сделалась синевато-бледного цвета. «Маска Гиппократа», вспомнил пилот. «Нос острый, глаза впалые, виски вдавленные, уши холодные и стянутые, мочки ушей отвороченные, кожа на лбу твёрдая, натянутая и сухая, и цвет всего лица зелёный, чёрный или бледный, или свинцовый»…
Орлы, красавцы. Аналитики. Поставить хорошо сплочённую группу в экстремальные условия по принципу – человек в безвыходном положении всегда выход найдёт. Коллектив – тем более. А заодно – технологии кое-какие, очень неигрушечные, убойной силы технологии. А не найдёт – так не велика беда, спишем, кто им, Чёрным ксенологам, доктор. Но…
– Позывной! – Пилот уже хлестал аспиранта по щекам непрерывно. – Какой позывной?
– Фиаско, – прошептал умирающий.
И ещё раз – еле слышно:
– Фиаско…
Дернулся в агонии – раз, другой, третий, – внезапно из обрубленного туловища хлынул поток крови. Будто кто-то держал руку на невидимом кране, а теперь – отпустил. Пилот быстро чиркнул полученным кристаллом по запястью – тот зарделся рубиновым – и не мешкая приложил его к запястью Андрея. Кристалл вспыхнул ярче и погас.