Можно поспорить, что лучше удалось Ибатуллину, – мусульманский постап или холодные космические декорации. С одной стороны, автор скупыми, но броскими мазками рисует тяжелые будни Иделистана. Сильно смахивающими на нынешние Афганистан, Ирак и Сирию. И снова умолчание о предыстории возникновения такой ситуации в ближайшем Подмосковье представляется гораздо более выигрышным, чем подробный рассказ. Ибатуллин словно намекает читателю на то, что автор прекрасно понимает отсутствие необходимости пояснения такого почти реального будущего. Ужасного кровавого будущего, прорастающего ядовитым цветком уже не так далеко от наших южных границ. Там, где наши воздушно-космические силы пытаются упредить вторжение вроде бы землян, ведущих себя подобно самым злейшим врагам человеческой цивилизации.
С другой стороны, блистательно разработанный космический антураж, в который влюбляешься сразу, не обращая внимания на мелкие шероховатости по матчасти. Автор, правда, уверяет, что тщательно прорабатывал каждую деталь сеттинга. Что ж, большинство читателей, ругавших автора за ляпы и ошибки, в конце концов признают, что роман хорош. Это ли не наивысшая похвала по гамбургскому счету?
Ну а что у нас с истинными врагами Земли? Уничтожившими миллиарды человеческих жизней, превратившими в пепел и прах нашу цивилизацию. Ибатуллин не пытается вызвать хоть какие-то эмоции у читателя. Потому что понимает – мы настолько привыкли к тому, с какой легкостью убивают нашу планету, что проглатываем эту часть сюжета почти на автомате. Наверное, потому, что мы морально готовы ко всему, Карл. Ну, прилетели, ну разбомбили. Эка невидаль. Наше дело правое, инопланетные захватчики будут разбиты, победа будет за нами. Ибо Земля превыше всего! Ах, если бы. Превыше всего оказывается амбиции, власть и иногда секс. Ничего нового со времен первобытных людей. И ничего личного. Потому что у Земли нет постоянных друзей и врагов. Есть только постоянные интересы. И единственные союзники – Космофлот и армия милитантов. Но только ли они?
В финале автор окончательно выбивает почву из– под ног читателя. Показывая то, сколь ничтожно мала дистанция от вражды до сотрудничества. И сколь порой неотличимо пораженье от победы. Впрочем, нам ли, землянам, удивляться? Все это мы уже проходили и пройдем снова и снова. Римская империя. Арабский халифат. Золотая Орда. СССР. Гибель. Симбиоз. Возрождение. Кто следующий, земляне?
Алекс Бор
Путь из антиутопии в утопию и обратно
Рецензия на роман Ольги Кай «Городская Ромашка» (Севастополь, Шико-Севастополь, 2015. – 318 с.)
Постапокалипсисом в наше время никого не удивишь. Тема в современной российской фантастике популярная и, видимо, коммерчески выгодная.
Вот и кочуют из романа в роман одинаковые, как сиамские близнецы, супергерои, которые пытаются не только выжить после глобальной катастрофы, но построить новую цивилизацию, причем скрепить ее каркас кровью. Поневоле вспоминаются стихи Некрасова: «Дело прочно, когда под ним струится кровь…».
Но очень мало постапокалиптических романов рассказывают о том, как стали жить люди после того, когда цивилизация возродилась. Самый известный из них – «Дивергент» Вероники Рот.
Роман Ольги Кай как раз и заполняет эту лакуну в постсоветской фантастике.
Ольга Кай – писательница, которая стала известна благодаря Интернету, в первую очередь благодаря другому своему роману – «Невеста императора». удостоилась статьи в «Википедии», где о ней сказано: «Работает в направлениях приключенческого и романтического фэнтези, а также социальной фантастики, пишет сказки для детей».
Роман «Городская Ромашка» – как раз яркий образец социальной фантастики. О мире, в котором глобальная катастрофа произошла так давно, что о ней уже почти никто ничего не помнит. Известно лишь только, что прежний мир когда-то уничтожил «каменный дождь» (можно предположить, что речь идет о падении на Землю гигантского астероида или даже нескольких астероидов). И на осколках прежнего мира возник мир новый.
Название романа может настроить читателя на лирический лад. Лирические моменты в книге действительно есть. Однако это очень жесткая книга. Местами – даже жестокая. Хотя и очень женская – в тех эпизодах, в которых речь идет о зарождении и развитии романтических чувств.