Но все-таки благодаря домовому Генка окончательно освоился с этим местом. Наученный Кузьмой, он даже несколько раз выбегал гулять с деревенскими мальчишками, но друзей среди них так и не завел.
А за два дня до конца каникул Генка с Милкой переполошили деревню, потерявшись в лесу. Дед к вечеру придремал с удочкой у озерца, а подросший черно-белый теленок решил сбежать от стада в самостоятельную жизнь. Вслед за безрогим негодяем дети помчались в лес, но там теленок словно сквозь прелую листву провалился. Генка и Милка до самого заката блуждали среди дубов, взявшись за руки, то звали негодника-теленка, то пугливо умолкали, вглядываясь в подлесок.
В лесу пахло грибами и свежестью, по деревьям шустрили белки, в опавших листьях шуршало. Звуки разносились далеко-далеко, и детям казалось, будто за ними наблюдают из-за деревьев.
И все-таки сначала было не страшно, а даже почти весело, но когда они поняли, что не могут найти ни теленка, ни дорогу назад – перепугались, стали метаться и сбились с пути окончательно.
Вскоре верхушки дубов зловеще подсветило закатное солнце, по ногам пополз холодок, в чаще захрупало. Генка и Милка замерзли и устали, стерли ноги. Лица и руки были в мелких царапинах, волосы – в паутине. А лес казался таким огромным, нескончаемым и очень злым.
– Нас леший водит, – заявила в конце концов Милка, высвободила свою руку из Генкиной ладони, прислонилась спиной к стволу неохватного дуба и зажмурилась.
– Леший? – пробормотал Генка. – Дядька Кузьмы?
Милка стояла, крепко зажмурившись, терла ладошками щеки и бормотала:
– Дядюшка леший, дядюшка леший, выведи на тропинку… как там…
– Эй! – заорал Генка, и Милка испуганно открыла глаза, еще сильнее вжавшись спиной в ствол. – Леший! Где ты там? Отведи нас в деревню, пожалуйста! Холодно тут очень!
– Ему гостинец нужно дать, – пискнула Милка.
Генка порылся в карманах, ничего не нашел и пожал плечами. Что за безумие, леший даст детям затеряться в лесу только потому, что у детей не оказалось в кармане конфетки?
Генка рассердился. Он помнил, как они с отцом раз потерялись в посадке неподалеку от летнего лагеря, какой разнос отец учинил тамошним сотрудникам, как долго те извинялись и сколько бесплатных абонементов на аттракционы подарили Генке.
– Эй, леший! – снова заорал он, стараясь подражать уверенному голосу отца. – Леший! Что за бардак ты в лесу развел? Кто за порядком следить должен? Где тропинки, где указатели, где фонари? Почему нет диодов на бордюрах? Это возмутительно халатовое отношение к своим обязанностям!
Милка панически что-то пропищала, прижав ладони к щекам, но Генку уже было не остановить:
– Кто занимается матерчатым обеспечением этого места? Куда идут выделенные средства? В каких открытых источниках можно изучить ваши фаянсовые отчеты?
Когда дед и переполошенные им жители деревни выбежали к опушке с фонариками, навстречу им вышли Генка, Милка и черно-белый теленок. Милка плакала и смеялась, размазывая слезы по исцарапанному лицу. Генка все еще пыхтел от возмущения, и на щеках у него были красные пятна.
Позади маячил мрачный леший – тощее сплетение веток и сучьев с ярко-синим спортивным браслетом на руке. Взрослые с радостными криками бежали к детям, дед кричал что-то Генке, то обнимая его, то потрясая ивовой лозиной. Черно-белый теленок бодал крутым лбом ноги Милкиной бабки.
Леший поглядел на все это из-за деревьев, отер холодные капли смолы со лба и ушел обратно в чащу, качая головой.
Когда родители приехали забрать Генку домой, он в первый момент даже растерялся. Стоял и таращился на мать, на отца и на ходомобиль, словно впервые их видел.
Родители всплескивали руками, и обнимали его, и причитали, что он похудел. А дед стоял в сторонке и усмехался в усы.
Когда растерянный Генка собрал свои вещи, ему торжественно вернули «умные часы», и Генке показалось, что он впервые видит знакомый с детства гаджет. Бледно-оранжевый плетеный ремешок выглядел странно и непривычно на загорелом запястье. Генка перевернул часы плоским экраном книзу и бочком выскользнул из дома. Увлеченные беседой родители маневра сына не заметили, а дед проводил внука лукавым взглядом из окна.
Когда Генка вернулся, уже без часов, родные ждали его у ходомобиля. Генка снова растерялся из-за того, что они так быстро уезжают, а он ни абрикосов напоследок не наелся, ни с коровьим стадом не попрощался. И даже не нырнул в озерцо на пастбище, которого месяц назад боялся до смерти, потому что вода в нем была непрозрачная и без буйков.