Помню, как я сидела у её кровати и пыталась сбить жар хоть растиранием, потому что всё остальное уже не помогало, а прибежавшая на вызов медсестра чуть замешкалась с капельницей. Алёнка прямо на глазах начала задыхаться – она отчаянно пыталась набрать побольше воздуха, но ничего не получалось. Вздохи вдруг стали очень-очень короткими, и я испугалась, что прямо сейчас всё закончится.
Вот тогда и вышло то самое.
Совершенно неожиданно румяная и вполне крепкая медсестра ойкнула и схватилась за горло, синея прямо на глазах, а Алёнка так же синхронно приходила в себя, как будто жизнь и сама способность дышать рывками перекачивалась из тяжело осевшей на пол девушки в маленького ребёнка.
Первой моей реакцией было остановить это. Не понимая, что делаю, я схватилась за безжизненную ладонь медсестры и просто попыталась вернуть всё обратно. Она вроде бы очнулась и посмотрела сквозь меня абсолютно отрешённо, но ей точно полегчало, это было отчётливо видно.
И тут я снова услышала сипение сверху, с кровати. Алёнке стало хуже.
Решение моё было инстинктивным и позже я никогда к нему не возвращалась, не пыталась задним числом обдумывать и взвешивать за или против.
Я развернула поток в обратную сторону и выглянула в коридор, чтобы крикнуть дежурному по отделению, что тут человеку плохо.
Потом я никогда не узнавала, что стало с той медсестрой. Увезли её без сознания. Надеюсь, всё закончилось хорошо. Не хочу знать.
Алёнка выздоровела мгновенно.
Царёву я тоже ничего не рассказывала, да он бы и не понял и уж точно не поверил. Он относился к тому типу людей, для которых весь мир можно взвесить, обмерить, точно оценить и решить, как правильно использовать. Поскольку в его системе координат мне полагались исключительно плюшки, а быть ценным приобретением для меня легче лёгкого, то я не видела никаких оснований пугать его необъяснимым.
Он действительно обожал свою дочь и очень привязался ко мне, обнаружив, что не ошибся при выборе новой жены. Мне в те годы думалось, что он вообще никогда не ошибался.
Думаю, можно довольно уверенно заявить, что и я его любила. Во всяком случае, Царёв вызывал у меня восхищение той силой и предельной аккуратностью, с которой он решал все вопросы, хоть пустяковые, хоть глобальные.
Но мои чувства к его дочери – это совсем другая, отдельная тема.
Желание сделать всё «на пять» постепенно трансформировалось в стойкую привычку оберегать её, а она вполне искренне отвечала на заботу, так что вскоре я забыла про тот жутковатый случай с медсестрой и он затерялся в текучке, как со временем растворяется приснившийся когда-то кошмар, – или позволила себе сделать вид, что забыла.
Пробуждение было резким.
Мы тогда часто гуляли с Алёнкой от дома и к Ленинградке, долго-долго вдоль трамвайных путей, посмотреть на круг из рельсов и сразу обратно – почему-то ей надоело заходить в сам парк, где полно других детей и есть даже аттракционы, внезапно потерявшие свою привлекательность.
В тот злополучный день Алёнка пожелала изменить программу и мы отправились «завести себе новых друзей». Внимание привлекла маленькая девочка в ярко-красной шапке, что-то требующая от своей бабушки. Кажется, уже видела их здесь раньше – значит, местные.
Причиной спора стал бесхозный щенок, явно нацеленный на внимание девочки и кусок пирожка с мясом – те как раз перекусывали, сидя на скамейке. Бабушка была не против поделиться съестным, но вот прямой контакт с пушистым и жизнерадостным комком шерсти почему-то категорически не одобряла.
Когда мы подошли ближе, причина всплыла сама собой – девочка в красной шапке начала стремительно отекать. Видимо, аллергия на собак, да ещё и какая! Кто-то побойчее уже звонил в скорую, а бабушка бессмысленно металась и не знала, за что хвататься, кроме как за этого бедного и ни в чём не повинного щенка.
Алёна вдруг встала, как вкопанная, и я наклонилась к ней, чтобы узнать, в чём дело.
Та помотала головой и просто показала пальцем на девочку в красной шапке.
То, что я увидела, сразу напомнило старательно задвинутую в чердак памяти медсестру – жизненная сила потекла от бабушки к девочке, и на этот раз я почти видела сам поток, как струящийся по земле и липнущий к их ногам дым. Бабуля схватилась за шею и словно пыталась скинуть что-то, что мешало ей дышать, но ничего не выходило. Похоже, больше никто не видел, что происходит, кроме меня и Алёнки – все смотрели только на малышку.
Я выпрямилась и попыталась отвести поток прочь от бабули, вот только куда? Кругом лишь мамаши с детьми… И щенок. Как ни странно, всё получилось. Он тут же завалился на бок и жалобно заскулил, закрыв глаза. Бабушка с внучкой одновременно ожили и порозовели.