Моррис. К чему ты клонишь?
Гарри. Идут разговоры, Моррис.
Моррис (в голосе появляются резкие нотки). О чем?
Гарри. О тебе и Джоанне.
Моррис. Чушь собачья!
Гарри. Разговоры идут не зря, и ты это знаешь.
Моррис. Ничего такого я не знаю.
Гарри. Ты в нее влюбился?
Моррис. Влюбился в Джоанну? Разумеется, нет.
Гарри. Готов влюбиться? Обычно я могу сказать, когда у тебя начинается очередной период эмоционального безумства.
Моррис. Что ж, твое заявление мне понравилось, можешь не сомневаться. А что насчет тебя?
Гарри. Сейчас речь не обо мне. Да и вообще, в чем меня нельзя обвинить, как это в излишней эмоциональности.
Моррис. Неужели нельзя? А как же Сильвия Лори? Ты же на долгие недели превратился в маньяка. Рыдал, вопил, рвал на себе волосы.
Гарри. Это было слишком давно.
Моррис. Когда — неважно. Главное — было. И если это не эмоциональное безумство, то не знаю, как это называть. Как же ты нас тогда достал.
Гарри. Я заметил, как ловко ты всякий раз стараешься перевести разговор на меня.
Моррис. А теперь послушай, Гарри…
Гарри. Ты клянешься, что у тебя не было романа с Джоанной?
Моррис. Будь я проклят, если позволю тебе допрашивать меня.
Гарри. Да или нет?
Моррис. Занимайся своими делами.
Гарри. Господи, а чье же это дело, как не мое? Если ты завел шашни с Джоанной, а Генри обо всем узнает, что, по-твоему, за этим последует?
Моррис. Я отказываюсь продолжать этот разговор.
Гарри. Можешь отказываться, пока не посинеешь, но тебе все равно придется меня выслушать.
Моррис. Черта с два.
Он поворачивается к холлу, намереваясь уйти, но Гарри хватает его за руку.
Гарри. Так это правда?
Моррис (вырывая руку). Отстань от меня.
Гарри. Сядь, дело действительно серьезное.
Моррис. У меня нет ни малейшего желания выслушивать твой монолог и смотреть на твой грозный пальчик, мотающийся перед моим лицом. Я сыт ими по горло.
Гарри. Много лет тому назад, очень много лет тому назад, когда ты еще не наелся моими монологами, они, и ты должен это признать, очень даже тебе помогали.
Моррис. Разумеется, помогали, и что с того?
Гарри. Мы никогда не лгали друг другу о том, что действительно важно для нас, не так ли?
Моррис. Не лгали.
Гарри. И, наверное, глупо начинать теперь, после стольких лет, которые мы провели бок о бок, помогая друг другу.
Моррис. Хорошо, хорошо, но, насколько я понимаю, пока никто и не лгал.
Гарри. Больше я не задам тебе ни одного вопроса. Даже не собираюсь кричать на тебя, но это уже зависит от того, удастся ли тебе меня разозлить или нет. Я, однако, постараюсь донести до тебя одну мысль, если понадобится, растолковать от а до я. У тебя, Генри, Моники, Лиз и меня есть нечто общее, нечто безмерно важное для нас, и это нечто — взаимное уважение и доверие. Видит Бог, нам далось это нелегко. Оглянувшись назад, мы увидим, что конфликтов у нас хватало, и друг с другом, и друг против друга. Но теперь, дожив до среднего возраста, мы можем признать, что старались не зря. Нас пятеро, мы дружны, делаем одно дело, знаем друг о друге все. И сложившаяся система взаимоотношений слишком важна, чтобы ставить ее под удар лишь потому, что у кого-то разыгрались гормоны. Джоанна — чужая. Она не входит в наш круг и никогда не войдет. Генри это прекрасно понимает, он же далеко не дурак, и, нужно отдать ему должное, никогда не пытался навязывать ее нам. Но не стоит тешить себя надеждой, что Джоанна не представляет собой потенциальную опасность. Наоборот, она очень и очень опасна. Джоанна — женщина до мозга костей, она красива и не знает жалости, когда речь идет о достижении поставленной цели. Если она сможет посеять внести разлад в нашу сплоченную компанию, я тебе гарантирую, она не остановится, пока от созданного нами не останется камня на камне. Она — охотница за головами, это крошка, удачливая охотница, и я прошу тебя об одном. Будь осторожен. Можешь не отвечать мне, но БУДЬ ОСТОРОЖЕН! Это ясно?
Моррис (поднимаясь). Более чем. Думаю, я еще выпью хереса.
Гарри. Налей и мне, пора промочить горло.