Гарри. Почему? Что случилось?
Джоанна. Я забыла ключ от двери в подъезд.
Гарри. Джоанна!
Джоанна. И не нужно так на меня смотреть. Как правило, я не такая рассеянная, забыла ключ впервые в жизни. И сейчас ужасно на себя злюсь. Очень спешила, когда одевалась, чтобы успеть пообедать с Фридой, а потом не опоздать на концерт Тосканни, вот и оставила ключ в другой сумочке.
Гарри. А слуги, как я понимаю, спят под крышей.
Джоанна. Они не просто спят, должно быть, впали в кому. Я барабанила в дверь чуть ли не полчаса.
Гарри. Выпьешь что-нибудь?
Джоанна. С удовольствием… я едва стою на ногах.
Она снимает плащ.
Гарри (наливает виски с содовой ей и себе). Мы должны решить, как же нам быть.
Джоанна. Из телефона-автомата я позвонила Лиз, но ее, должно быть, нет дома. Потому что трубку не сняли.
Гарри (пристально глядя на нее). Ты позвонила Лиз, и трубку не сняли?
Джоанна. Да. Больше мелочи у меня не было, у таксиста — тоже, так что я поехала прямо сюда.
Гарри. Сигарету?
Джоанна (берет сигарету). Спасибо… у тебя на лице читается сомнение, ты мне не веришь?
Гарри (дает ей прикурить). Разумеется, я тебе верю, Джоанна. С чего мне тебе не верить?
Джоанна. Не знаю, ты всегда смотришь на меня так, словно я не заслуживаю доверия. И меня это обижает, потому что на самом деле я очень хорошая.
Гарри (улыбаясь). У меня в этом нет никаких сомнений, Джоанна.
Джоанна. Я знаю этот голос, Гарри, он звучит в каждой пьесе, где ты играешь.
Гарри. Абсолютная естественность на сцене — мое главное достоинство.
Джоанна. Ты никогда ко мне не благоволил, не так ли?
Гарри. Нет, пожалуй, что нет.
Джоанна. Хотелось бы знать, почему.
Гарри. Мне всегда казалось, что в больших дозах ты утомляешь.
Джоанна. В каком смысле, утомляю?
Гарри. Ну, не знаю. Чувствуется в тебе высокомерие, избыток самонадеянности.
Джоанна. Как я понимаю, конкурентов ты не жалуешь.
Гарри. Разумеется, ты очаровательна. Я всегда так считал.
Джоанна (улыбаясь). Благодарю.
Гарри. Правда, ни на секунду не забываешь об этом.
Джоанна (пудрит носик, глядя на себя в зеркало пудреницы). Вроде бы ты вежливо грубишь мне, но в твоей искренности я улавливаю какую-то фальшивую нотку. С другой стороны, ты никогда не говоришь искренне, не так ли? Полагаю, потому что ты — актер, а они ведь говорят не своим голосом, частенько принимают себя за персонажей, которых играют.
Гарри. Мы всего лишь марионетки, дорогая, существа из парчи и опилок. Как же ты умна, Джоанна, раз сумела это заметить.
Джоанна. Мне бы хотелось, чтобы ты оставил эту слащавую учтивость.
Гарри. А что прикажешь мне делать? Разораться? Залиться слезами?
Джоанна (смотрит в пол). Думаю, проявить доброту.
Гарри. Доброту?
Джоанна. Да. Как минимум, толику доброты, чтобы сделать усилие и преодолеть совершенно очевидную предвзятость по отношению ко мне.
Гарри. Извини, что она столь очевидная.
Джоанна. Я все-таки далеко не идиотка, хотя должна отметить, если судить по твоему отношению ко мне, ты держишь меня за таковую. Я знаю, причина твоего недовольства — мое согласие выйти за Генри замуж. Вам всем это не нравится, и я понимаю, почему, во всяком случае, поначалу понимала. Но мы уже пять лет, как поженились, и все это время я была серой мышкой, не пыталась пробраться на заповедную территорию, где вы не хотели меня видеть. Вознаграждения за свои усилия я получала более чем скудное, с твоей стороны особенно, ничего, кроме притворной вежливости. Мне слишком уж ясно давали понять, что меня готовы терпеть, но не более того.
Гарри. Бедная Джоанна.
Джоанна (поднимаясь). Я чувствую, что моя мольба натыкается на каменную стену. Очень жаль.
Гарри. А что все это значит? Чего ты добиваешься?
Джоанна. Ничего я не добиваюсь.
Гарри. Тогда сядь.
Джоанна. Я бы хотела, чтобы ты вызвал мне такси.
Гарри. Ерунда, как раз этого тебе совсем и не хочется. Ты приехала сюда с определенной целью, не так ли?