— Не хуже, чем утром, — ответил он. — Если не считать унижения, которое я испытал, превратившись в наживку.
Она пожала плечами.
— Тебе следовало подумать об этом, когда ты ломал ногу.
Она подошла к яме, и Эспер, прихрамывая, присоединился к ней, стараясь заглянуть внутрь.
Чудовище еще не понимало, что ему пришел конец. Его бока продолжали вздыматься, задние лапы подергивались. Но голова была расколота, точно яйцо, и Эспер решил, что оно недолго протянет.
— Ну и как, ради всех святых, мы его назовем? — проворчал он.
— Я помню истории про похожие существа, — ответила Лешья. — Мне кажется, их называли мертисвер.
— Это слово из языка скаслоев?
— Я не могу произнести его имя на языке скаслоев, — сказала она.
— Несмотря на то, что ты одна из них, — проговорил он.
— Я родилась в этом облике и с этим языком, — сказала она. Я же говорила тебе, что никогда не слышала языка скаслоев.
— Угу, — не стал спорить Эспер. — Ты мне говорила. — он снова посмотрел на умирающее чудовище и потер щетину на подбородке. — Ну, думаю, это мантикора, — задумчиво сказал он.
— Ничем не хуже любого другого имени, — заметила она. — Ладно, по-моему, нам пора отдохнуть.
— Я не устал, — заявил Эспер.
— Все равно здесь нам больше нечего делать. Пройдет несколько дней прежде, чем яд рассеется, даже если пойдет дождь.
— Угу, — проворчал Эспер.
— Давай, пошли.
Он повесил лук на спину и оглянулся по сторонам в поисках своего костыля, но в следующее мгновение увидел, что Лешья протягивает его ему. Он молча его взял, и они пошли назад между деревьями. Идти стало тяжелее, когда склон стал круче, и они двинулись в обход по неуклонно уходящей вверх дорожке. Наконец она привела их на уступ, с которого открывался прекрасный вид на луг и лес внизу. С другой стороны находилась глубокая пропасть, а за ней на фоне синего неба высились горы с белыми шапками. Горизонт на западе тоже украшали высокие пики гор. Уступ, с одной стороны, защищала пропасть, кроме того, отсюда был хороший обзор на многие лиги окрест, и они могли вовремя выследить приближающихся монстров; вот почему Лешья выбрала это место для убежища. Сначала это был шалаш из веток, но теперь он превратился в удобную маленькую хижину с крышей из березовой коры.
Эспер не помнил, как она ее строила; он находился в стране Черной Мэри, время от времени приходя в себя, а потом снова погружаясь в туманный мир боли и диковинных образов. Это продолжалось три месяца. Когда лихорадка наконец отступила, он чувствовал себя таким слабым, что даже если бы нога у него не была сломана, он не смог бы ходить. Лешья ухаживала за ним, строила ловушки, сражалась с чудовищами, появлявшимися все чаще.
Подъем лишил его остатков сил, и он сел на бревно, глядя на долину внизу.
— Пора уходить, — сказал он.
— Ты еще не готов к путешествию, — заявила Лешья и принялась ворошить палкой утренний костер в поисках тлеющих углей.
— Я готов, — возразил он.
— Я так не думаю.
— Ты подняла меня, когда рубцы еще не затянулись, — заметил Эспер. — Сейчас мне уже намного лучше.
— Ты задыхаешься после короткой прогулки, — сказала ему сефри. — Так и раньше было?
— Мне еще никогда не приходилось пролежать четыре месяца, — ответил Эспер. — Но я не могу больше терять время.
— Ты так сильно ее любишь? — едва заметно улыбнувшись, спросила Лешья.
— Тебя это не касается, — возмутился он.
— Если мы сейчас уйдем, мы оба можем погибнуть. Значит, это меня касается.
— Да, я хочу найти Винну и Эхока. Но дело не только в них. У меня есть обязанности.
— Перед кем? Перед девочкой королевой Энни? Я не имею ни малейшего понятия, жива ли она. И кто сейчас сидит на троне Кротении. Эспер, Терновый король мертв. Больше никто не может контролировать седмари. Их с каждым днем становится все больше.
— Да. И то, что мы сидим здесь и убиваем их по одному, не поможет.
— А что, по-твоему, поможет?
— Не знаю. Я думал, что смогу вернуться туда, где он спит, и что-нибудь узнать.
— В Заячьи горы? Отсюда орлу лететь двадцать лиг, а мы с то бой не орлы, — Она прищурилась. — У тебя есть какая-то особая причина туда идти?
— Нет.
— Нет? — Она вздохнула. — Я знаю тебя, Эспер Белый. Просто ты хочешь умереть, сражаясь за Королевский лес. А этот недостаточно для тебя хорош.
— Он не…
Эспер замолчал. «Не мой», — безмолвно договорил он, представив себе громадные железные дубы своей юности, гниющие и превращающиеся в вонючую слизь, резвые ручьи, затопленные смертью, долины, заросшие сорняками, задушенные черными колючками. Хочет ли он на самом деле все это увидеть?