– Ну и довольно, и хватит. – Себастьян продел одну руку ей под ноги, другой обхватил ее спину и посадил Мэри себе на колени.
Боль резко пронзила ее. Но от раны или от нахлынувших воспоминаний эта боль – она не могла понять. Он прижимал ее к груди, нагнувшись над ней так, словно желал защитить ее своим телом.
Неумолимые воспоминания все наступали.
– Мне пришлось дотронуться до него, стащить его с моего брата, как-то успокоить Хэддена. Одной мне было ни за что не справиться, он был слишком тяжел. Мне пришлось привлечь Хэддена на помощь. У меня не было выбора. Клянусь тебе, у меня не было выбора!
– Я верю тебе, – сказал он ласково.
– Мы завернули тело в плед, стащили его вниз и вынесли из дома, чтобы закопать. Это заняло несколько часов. Мы все время оглядывались по сторонам. А потом мы решили пробраться в дом по одному. Вот тогда ты и увидел меня. – Она все время вздрагивала. – Я всегда знала, что заслуживала казни.
– Ты пришла вовремя, – сказал он обычным спокойным тоном, – ты спасла Хэддена.
Это прозвучало искренне. Она пристально посмотрела на него. На лице его не было заметно отвращения. Задыхаясь, она проговорила:
– Кто-то шантажирует меня.
Он нежно откинул ей волосы со лба.
– Я займусь этим. Я позабочусь о тебе, Мэри.
Чувство облегчения и освобождения нахлынуло на нее. Она уткнулась лицом ему в грудь и, вцепившись пальцами ему в жилет, тихо заплакала. Он не сказал ни слова. Он только держал ее, гладил, слегка покачивая.
Наконец, когда поток слез уменьшился, он сказал:
– Когда я услышал, что власти разыскивают гувернантку, считая ее виновной в преступлении, я сказал им, что видел кое-кого на конюшенном дворе.
Мэри замерла в его руках.
– Я сказал, что видел молодого крепкого мужчину со шрамом на лице, тащившего тяжелый мешок. Я сказал, что заговорил с ним. Он был вызывающе груб и говорил с акцентом. Я сказал, что понял только потом – пятна на его одежде были не грязь, а кровь. Я рассмеялся, когда услышал, что они разыскивают тебя. И пристыдил их за глупейшие подозрения, что такая маленькая хрупкая женщина могла убить такого здоровенного мужчину, как Бессборо, да еще и спрятать тело. Так что, как видишь, даже тогда я не считал, что ты заслуживаешь казни.
– Я… правда? Ты так думал? – Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, и ей казалось, что на нее взирает сама любовь. Этот суровый человек, веривший в справедливость мести, не осуждал ее. Они говорили о совершенном ею убийстве, и он гораздо больше беспокоился о ее благополучии, чем о ее вине.
– Я была глупа. Неосмотрительна.
– Ты была Джиневра Фэрчайлд.
– Да. – Он понял! – Там где Джиневра, там всегда хаос.
– Иногда хаос бывает полезен. Он ведет к переменам. Джиневра изменила меня. Где твой платок?
– Мой?
– Твой носовой платок.
Она осторожно достала его из кармана. Запрокинув ей голову, он нежно вытер ее лицо. Кожа у нее покрылась пятнами от слез, глаза покраснели, намокшие от дождя волосы липли к лицу. Ему казалось, что он в жизни не видел никого прекраснее.
– Тогда утром у тебя в спальне Джиневра взяла в тебе верх, и мне это очень понравилось.
Она взяла у него платок и высморкалась.
– Тебе так понравилось, что ты был вынужден жениться на мне?
– Я бы мог и сам до этого додуматься, но мне потребовалось бы больше времени, чтобы признать, как я… насколько я… – он запнулся, но, переведя дух, выговорил, наконец, давно забытые слова:
– Я люблю тебя, Джиневра Мэри Фэрчайлд Дюран.
Он уже видел недавно точно такое же выражение у кого-то на лице. Он старался вспомнить, кто бы это мог быть, и тут его осенило. Когда угрожая Бриндли пистолетом, он предложил пощадить его жизнь, если только Мэри простит его, у Бриндли было такое лицо. Озадаченное, испуганное, оскорбленное… полное надежды.
Да, на ее лице был отблеск надежды. Она надеялась, она хотела верить, что его признание правдиво. У него немного отлегло от сердца. Быть может, леди Валери была права.
Но когда она заговорила, в ней говорил страх:
– Ты не любишь Джиневру. Никто не может ее любить. Она дика, необузданна, невероятно глупа.
– О чем ты говоришь? Ты просто была слишком юной. В юности все такие. Некому было научить тебя, подсказать тебе. – Она его просто раздражает этим! Неужели она не понимает?.. – Ты и есть Джиневра Мэри Фэрчайлд. Не говори «она». В этом вся ты. Твое прошлое создало тебя такой. Такую я тебя люблю – и уважаю.
Она недоверчиво фыркнула.
– Ну подумай, Джиневра Мэри, разве ты покушалась когда-нибудь на убийство с той самой давней ночи?
Она, казалось, задумалась, вглядываясь в каминные трубы и струившийся из них дым. Наконец, она взглянула на него.
– Только тебя.
Он засмеялся. Нет, это великолепно! Боже, до чего он любил ее! Она отвечала ему бесстрашно и дерзко. Она ловко ставила его на место. Она воскресила его к жизни после многих лет прозябания. Он был перед ней в неоплатном долгу.
– Сегодня ты спасла мне жизнь. Бриндли убил бы меня, не помаши ты у него перед носом этим проклятым дневником.
Она содрогнулась.
– Я знаю, – слабость вновь одолела ее. Он прикрыл ее полами своего сюртука.
– Однажды ты лишила человека жизни, сегодня ты спасла жизнь.
Она подумала немного, потом вскинула голову.
– Это правда.
– Поэтому ты простишь себя! – Он не просил, он приказывал ей. – Жизнь любимого человека – достойная плата за жизнь чудовища.