Отец подошел к ней, положил руку на плечо, сказал усмехаясь:
– Айши, не плачь. Что она, дура, что ли, – с таким мальчишкой ехать?! Если она мать так похоронила – значит, уже не дура, а взрослый человек. А взрослому человеку зачем муж мальчишка? Он один вернется, мать, все хорошо будет.
– Один не вернусь, – сказал Мурат.
– Езжай, посмотрим, – сказал отец.
Поезд грохотал на стыках рельсов, нагнетая скоростью и грохотом беспокойство и нетерпение в мальчишеской, по сути, душе Мурата. «Тра-та-та! Тра-та-та! Тра-та-та!» – все убыстрял свой ход поезд, и если перевести это на язык музыки, то композитор на нотах этого «тра-та-та» написал бы сверху: «аллегро», «еще аллегро», «аллегро как только можно!»
А потом сразу стало тихо-тихо.
Мурат сидел в зелени тихой поселковой улицы крупного белорусского колхоза «Рассвет».
На другой стороне улицы была двухэтажная музыкальная школа, оттуда доносились негромкие звуки фортепиано и скрипки, а посреди улицы купались в пыли куры, и у водопроводной колонки гуси пили воду, задирая к небу длинные шеи.
Где-то вдали, за поселком, прошумел поезд.
Мимо Мурата прошли девчонки лет по четырнадцать, с любопытством оглянулись на этого непривычно «чернявого» парня, сидевшего на лавочке у плетня яблоневого сада.
Потом по улице промчался мальчишка-велосипедист, он ехал, продев ногу в велосипедную раму. Увидев Мурата, он оглянулся и чуть не наскочил на гусей…
Спустя еще минуту мимо Мурата прошли какие-то старухи, тоже оглянулись: «Турок, что ли?» – «Да нет, цыган»…
Наконец в музыкальной школе прозвенел звонок, и оттуда высыпали дети – со скрипками, с нотными папками в руках. Эти тоже не миновали Мурата. Девочка лет семи, первоклассница, остановилась напротив Мурата и стала молча и сосредоточенно разглядывать его. Долго разглядывала.
От этого всеобщего внимания Мурату было не по себе, но он молчал, терпел.
Наконец вышла Соня.
Увидев Мурата, изумленно остановилась.
Он встал, направился к ней. Девочка-первоклассница молча двинулась за ним. Как привязанная.
– Прилука, иди домой, – сказала девочке Соня.
Девочка посмотрела на нее, словно очнулась ото сна. Покраснела и убежала.
– Здравствуй, – сказал Мурат Соне.
– Здравствуй. Как ты меня нашел?
– Нашел, – сказал Мурат. – Я за тобой приехал.
– Как это? – не поняла Соня.
В окнах окружающих хат торчали любопытные женские головы. Мурат посмотрел на эти прислушивающиеся к их разговору лица, спросил:
– Ты тут где живешь?
– Я… – Соня чуть замялась, потом сказала: – Пойдем сюда.
Она завела его во двор музыкальной школы, там в саду стояла беседка. Соня села на скамью, показала ему место напротив себя.
– Садись.
Они были вдвоем, вокруг – стена плотной зелени. И Мурат не удержался, порывисто потянулся к Соне.
– Соня!
– Не нужно. Подожди. Сядь, – мягко и грустно остановила его Соня. – Сядь. Слушай.
Он сел, но слушать не стал.
– Почему ты не писала? – сказал он.
Она смотрела на него, как смотрят взрослые женщины на что-то далекое и грустно-прекрасное. Потом сказала:
– Послушай. Ты молодой. Ты ведь еще совсем молодой. Тебе еще рано…
– Не рано! – перебил он. – Мне уже восемнадцать лет. Через четыре месяца. Отец сказал, если ты приедешь…
– Подожди, подожди! – попросила Соня с какой-то мукой в голосе. – Глупый… – Она вздохнула: – Я замужем, Мурат, я тут вышла замуж.
Он смотрел на нее молча, одеревенев. Потом встал. И на деревянных ногах пошел из беседки.
– Мурат! – позвала она. – Мурат…
Он не оглянулся.
А она не стала звать его больше – что она могла сказать ему? Она сидела в беседке и плакала, сама не зная почему…
Где-то вдали, за поселком, прогудел поезд, а по зеленой деревенской улице, где купались в пыли куры и гуси пили воду, вытягивая к небу длинные шеи, от Сони уходила молодость – ее южная беззаботная молодость…
Поздним вечером пришел с работы муж. Ему было 28 лет, он работал хирургом в местной больнице. На столе его ждал остывший ужин, а Соня сидела по другую сторону стола, проверяя нотные тетради – диктанты по сольфеджио. В стороне от тетрадей лежал вскрытый почтовый конверт.
– От брата? – спросил у Сони муж, подойдя к умывальнику и принимаясь по профессиональной привычке долго и тщательно мыть руки.
– Да, – сказала Соня.
– Ну, можно поздравить?
– Нет, – сказала Соня.
Он удивленно повернулся к ней.
– Наверно, он провалился на экзаменах, – сказала Соня.
– Но он же прошел творческий конкурс…
– А потом – экзамены, – грустно сказала Соня. – Пишет, что его взяли на работу в газету, стажером. Уже напечатал одну статью…