– Ага, – сказала она и притянула меня к себе, обняла и поцеловала. Потом, прильнув ко мне всем телом, поцеловала еще и еще раз. И тихо сказала: – Петя, я останусь, а? Ведь тут две комнаты. Я люблю тебя, Петь…
– Ну не сегодня же, Ира. Ты сама понимаешь…
– Да, понимаю, я понимаю. Я просто дура… А я пойду с вами в театр?
– Конечно, – сказал я. – Идем, неудобно.
Мы вышли из кухни. Соня сидела на диване, опустив руки на колени и глядя в пол. У ног ее терся Сидор, но вряд ли она сейчас видела его.
Услышав наши шаги, она подняла на меня далекие печальные глаза. Но я почему-то отвел свой взгляд, мне было неловко сейчас встречаться с Сониными глазами.
Пять дней в неделю она учила шатурских ребятишек музыке, а на шестой садилась в электричку и ехала в Москву, ко мне. Гаммы, многоголосые фортепианные гаммы летели вслед за поездом. Соня везла их в себе, и еще она везла мне смешные и грустные рассказы о своих маленьких учениках. Это были забавные истории, они вполне могли бы продолжить знаменитую книжку Чуковского «От двух до пяти» – среди пятнадцати Сониных учеников было трое семилетних проказников и проказниц, одаренных музыкальным слухом, и каждый раз Соня привозила с собой новости об их детских выходках, смешных словечках, трогательных и дерзких поступках…
В этих ее рассказах я улавливал скрытую Сонькину тоску по собственным детям, я чувствовал, что там, в своей музыкальной школе, она в течение этой рабочей недели – с понедельника до пятницы – не только учит детей гаммам по учебнику Черни, но отдает им весь запас ласки и доброты своего уже взрослого и одинокого сердца. А в субботу она садится в электричку и едет ко мне, и гаммы, фортепианные гаммы Черни еще звучат в ней, еще бегут следом за ней и за поездом и галками сидят вдоль дороги на телеграфных проводах…
В ту субботу она тоже ехала в Москву.
Она сидела у окна, заснеженные поля Подмосковья плыли навстречу поезду, а потом их заслонил какой-то грузовой состав, догнавший электричку. На платформах грузового состава были укрытые брезентом армейские тягачи и гаубицы, и на каждой из этих платформ сидело по солдату сопровождения – они были в полушубках и прятались от встречного ветра за станинами гаубиц или в кабинах вездеходов.
Состав стал обгонять электричку. Соня опустила глаза к книге.
– Сумасшедший! Он же убьется! – вдруг громко сказала женщина, сидевшая рядом с Соней.
Соня удивленно взглянула на нее, потом – проследив за ее взглядом – посмотрела в окно.
По платформе воинского эшелона, обгоняющего их электричку, размахивая руками и что-то крича, бежал солдат. Он бежал назад, к концу платформы, потом перескочил на следующую и оказался напротив окон Сониного вагона. И она увидела, кто это. Это был Мурат.
Воинский состав вдруг сбавил скорость (или, наоборот, электричка пошла быстрее), но так или иначе – грузовая платформа с Муратом вдруг стала отставать. На ней, подавшись всем телом вперед, стоял Мурат, безмолвно смотрел на Соню.
А она смотрела на него, ничего еще не соображая, не понимая, как он тут оказался. Они видели друг друга какую-то секунду-две, а потом воинский эшелон стал отставать, и Сонин вагон унес ее от Мурата.
По платформам, перебираясь через тамбуры и буферные сцепления, на платформу Мурата пришел старшина.
– Расулов, – сказал он. – За самовольную отлучку с боевого поста – два наряда вне очереди.
– Хорошо, – сказал Мурат, сидя на станине гаубицы и глядя вслед укатившей электричке.
– Что хорошо? – разозлился старшина. – Как отвечаешь?
– Есть два наряда вне очереди, – безразлично сказал Мурат, не отрывая взгляда от клубящегося за хвостом электрички снега.
Старшина сел рядом с ним на станину, спросил:
– Ты кого там увидел?
– Никого… – пусто ответил Мурат. Он уже не видел электричку, она скрылась за поворотом, а воинский эшелон плелся еле-еле, ожидая, видимо, зеленого светофора.
– Чокнутый ты, что ли? – сказал старшина.
– Ага, – сказал Мурат.
Тут по их составу пронеслась судорога резкого рывка – наверно, их составу дали зеленый и машинисты перевели контроллер на «полный вперед». Состав стал набирать скорость.
Мурат грустно глядел на замелькавшие рядом домишки приближающейся станции.
Воинский состав подошел к станции на полной скорости и, не сбавляя ее, мчался дальше, без остановки.
И вдруг на пустом перроне Мурат увидел Соню.
Она стояла одна, одна на пустом заснеженном перроне, мимо нее мчался громыхающий воинский состав.
– Соня! – заорал Мурат, срываясь с места. – Соня!
Она увидела его, но в то же мгновение его платформа промчалась мимо.