Герейнт покачивался на задних ножках стула и, не обращая внимания на слова Аледа, задумчиво прищурился.
– Интересно, в чем заминка, – произнес он. – А еще интересно, не происходят ли все неприятности в Тегеране в последнее время из-за досадной необходимости ждать. Марджед никогда не отличалась терпением. Как только у нес появлялась идея, она всегда должна была выполнить ее немедленно, не откладывая в долгий ящик. Я сразу понял, что Марджед, должно быть, и затеяла все эти происшествия. Но, наверное, все-таки нужно быть мужчиной, чтобы возглавить бунты Ребекки. Территория побольше, да и мужчин тоже будет вовлечено гораздо больше. Женщину они не примут. Я прав, Алед? Вы все ждете главаря? Ребекку?
– Черт бы тебя побрал, – возмутился Алед. – Еще в детстве у тебя было живое воображение. Теперь я вижу, что ты благодаря ему научился сочинять сказки. Ни слова правды – сплошная выдумка.
Герейнт, не мигая, смотрел ему в глаза. Передние ножки стула опустились на пол.
– Теперь у вас есть предводитель, – сказал он. – У вас есть Ребекка. Она перед тобой.
Алед оцепенел, лицо у него побледнело.
– Ты сошел с ума, Гер, – еле слышно прошептал он. – Я всегда говорил, что ты ненормальный. И был прав.
– Но я тоже прав, не так ли? – спросил Герейнт. – Вам ведь не хватает Ребекки. Подумай хорошенько, Алед. Кто больше меня подходит для этой роли?
Алед, как видно, забыл, что ему ничего не известно о бунтах Ребекки.
– Это было бы смешно, – сказал он. – Бунты направлены против землевладельцев. У тебя одно из самых больших поместий в Кармартеншире.
Герейнт кивнул.
– Но я начинал как беднейший из бедняков, – напомнил он. – Я знаю и ту, и эту жизнь, Алед. Обе они должны существовать в гармонии, но этого не происходит. Я попробовал было что-то сделать, но оба мира отвернулись от меня. Я чувствую, что застрял где-то посередине, не в силах изменить что-либо. Но будь я Ребеккой, я бы смог. Я привык верховодить. Когда я был мальчишкой, – то подчинялся инстинкту, став взрослым, опирался на опыт. Мятеж нелегко возглавлять и нелегко подчинить себе. Я сумею и то и другое.
Я знаю, как привлечь внимание. Став Ребеккой, я смогу обратиться к нужным людям – тем, кто в правительстве, англичанам, которые симпатизируют беднякам и имеют влияние в парламенте, а еще я напишу в некоторые газеты.
– Господи, спаси нас, – произнес Алед, все еще бледный, – ты говоришь серьезно?
– Да, – кивнул Герейнт, – я вполне серьезно. Но мне нужен мост из одного мира в другой, Алед. Организация уже создана, у нее есть планы, ведь так? И тебе все известно об этом. Ты можешь привести меня.
– Ты сумасшедший, – снова повторил Алед. – Неужели ты считаешь, что кто-то примет тебя как вожака, Гер? Ты ведь враг.
– Не обязательно, чтобы все знали. Пусть знают несколько человек, – сказал Герейнт. – Кто разрабатывает планы? Небольшая группка, надо полагать. Какой-нибудь комитет? Думаю, если они умны, то на каждом углу говорят о сохранении тайны, чтобы доносчики, окажись среди них такие, не могли бы выдать много народа. Личность Ребекки наверняка будут хранить в тайне от рядовых мятежников.
– Это твоя сказка, – заметил Алед, – поэтому как скажешь.
– Под каким обличьем скрывается Ребекка? – спросил Герейнт.
– Из того, что я слышал, – неохотно ответил Алед, – о других мятежах, ты понимаешь, она обычно одета в белое широкое платье, длинный светлый парик, а лицо замазано сажей.
– Замазано сажей. – Герейнт задумался на минуту. – Не слишком надежная маскировка от тех, кто может оказаться поблизости и хорошенько ее рассмотреть. Маска была бы надежнее, если надеть что-нибудь такое на голову, под парик.
– Тебя все равно узнают, – сказал его друг.
– Думаю, нет, – возразил Герейнт, – такой наряд хорошо скроет фигуру. Все решат, что я из другого городка или деревни, кто-то, кого они раньше никогда не видели. Да и кто в здравом уме вообразит, что это могу быть я?
– А твой голос? – спросил Алед.
– Ты единственный, с кем я говорил по-валлийски, возвратившись сюда, – сказал Герейнт. – Разве у меня есть акцент?
– Нет. – Алед нахмурился.
– Ребекка будет говорить только на валлийском. А еще я слегка изменю голос, на всякий случай, – произнес Герейнт, демонстрируя, как он это сделает. – Никто не догадается. И никто не подумает, что я переоделся, чтобы повести собственных людей против себя самого.
– Даже те, кто помнит тебя как сумасшедшего мальчишку, не догадываются, что ты абсолютно безумен, – сказал Алед. – А ведь так оно и есть, Гер. Удивительно, что никто до сих пор не приковал тебя цепью к стене одного из твоих элегантных лондонских особняков.
Герейнт ухмыльнулся. Последний раз он чувствовал себя таким оживленным… он не мог вспомнить, как давно.
– А пока, – сказал он, – я собираюсь приостановить реформы в своем поместье. Не хочу, чтобы кто-то начал жалеть меня или что-то заподозрил. Пока остановимся на том, что запруда разрушена, а ловушки убраны.
Алед, сидящий на скамейке, внезапно выпрямился и вновь насторожился.
– О Господи, Гер, – сказал он, – ты заставил меня забыться ненадолго. Очень любопытная сказка.
Герейнт прищелкнул языком.
– Слишком поздно, Алед, – сказал он. – Я видел, как вспыхнули твои глаза, я прочел правду на твоем лице. Вам нужна Ребекка, и ты сам знаешь, что я отлично подхожу для этой роли, лучше меня вам не найти. Ты входишь в комитет? И не спрашивай, какой комитет.