Марджед пошевелилась и откинула голову, насколько это позволяла его рука. Она смотрела ему прямо в лицо. Он надеялся, что ее глаза не настолько привыкли к темноте, чтобы она смогла разглядеть его. Лично он ничего не видел. Но все-таки поступил неразумно, что снял маску и парик.
– Кто ты? – прошептала она. – Сейчас-то можно сказать. Ты ведь должен понимать, что мне доверять можно, я никогда тебя не предам.
Он нашел ее губы и поцеловал.
– Я Ребекка, – последовал ответ.
– Назови мне по крайней мере имя, – взмолилась она. – Чтобы я могла называть тебя как-то, когда буду думать о тебе.
Интересно, подумал он, что бы она сделала, если бы он назвал сейчас свое имя. Целую минуту его так и подмывало сделать это. Он крепко обнимет ее, пока она будет возмущаться и вырываться из рук. А затем будет снова любить се. Нет, так просто не выйдет. Она обвиняла его в смерти мужа и имела на то право. И сегодня ночью он обманул ее, как только мужчина может обмануть женщину.
– Ребекка, – тихо произнес он возле ее губ. – Думай обо мне как о Ребекке.
Она вздохнула, пригладила пальцами его волосы и положила ладонь ему на щеку.
– Ребекка, – неуверенно произнесла она, – ты женат?
– Нет, – сказал он. Она снова вздохнула.
– Почему? – поинтересовалась она. – Должно быть, в твоей деревне полно глупых женщин, раз они позволили тебе оставаться холостым. Почему ты не женился?
– Я ждал тебя, – ответил он, понимая в эту секунду, что в его словах большая доля правды.
– Вот как. – Она провела пальцем по его губам. – Но не хочешь доверить мне даже свое имя. Ты снова наденешь маску, когда мы продолжим путь?
– Да, – ответил он. – И мы действительно должны продолжить путь, Марджед. Нам не следовало останавливаться. К этому времени наши недруги, возможно, уже забили тревогу.
– Неужели нужно возвращаться домой? – спросила она. – Мне бы хотелось остаться здесь с тобой навсегда. Как я глупа.
Он перекатился на бок, чтобы поправить одежду и найти ощупью в темноте маску и парик.
– И думаю только о себе, – продолжила Марджед. Он понял, что она натягивает бриджи. – Я совсем рядом с домом, а тебе предстоит еще долгий путь. Нет, я не пытаюсь расставить тебе ловушку или поймать на слове. Просто я знаю, что тебе долго ехать. Если бы ты жил где-то поблизости, я бы узнала тебя. А так я тебя не знаю. – Она неожиданно хмыкнула. – Разве что в библейском смысле этого слова. И мне почему-то не стыдно. А тебе?
– Мне тоже, – сказал он. Он наклонился, чтобы забрать одеяло, и потянулся к ее руке. Он не был уверен, что его ответ правдив. – Пошли.
На окраине рощи все было спокойно, никакого движения. Ночь стала еще темнее. Герейнта это и радовало, и печалило. Радовало потому, что теперь его совсем нельзя было разглядеть, а печалило потому, что он сам не мог ничего видеть. Он вскочил в седло и протянул руку Марджед, чтобы помочь ей взобраться на лошадь. Оказавшись наверху, она тут же уютно устроилась, прижавшись к нему и обхватив его за талию. Он не спеша поехал к мосту через реку.
– Ты должен быть осторожен, – сказала она. – Знаешь, что за твою поимку предлагают пятьсот фунтов?
– В самом деле? – сказал он. – Неужели я так дорого стою?
– Никто не донесет на тебя, – с уверенностью произнесла Марджед. – Кроме того, никто не знает, кто ты. Единственная опасность заключается в том, что тебя могут схватить. А я только удвоила эту опасность.
– Нет. – Он поцеловал ее в макушку, сожалея, что из-за маски не может коснуться ее волос.
– В понедельник он обошел все дома, – сказала Марджед, – и даже заглянул в Тайгуин.
– Он?
Они благополучно миновали мост, и всадник направил лошадь вверх по холму.
– Граф Уиверн, – пояснила она. – У него хватило наглости помочь мне убирать камни с поля. А затем он принялся расспрашивать меня, угрожать и намекнул, что я окажу услугу своим односельчанам, если донесу на них.
– Это было не очень любезно с его стороны, – сказал он.
– Мне бы следовало проявить холодное высокомерие, – продолжила Марджед, – но я пришла в бешенство. Дала ему пощечину и потом не жалела об этом. И теперь не жалею.
– Зато он, наверное, пожалел, что так поступил.
– Он просто смотрел на меня своими холодными глазами, – сказала Марджед. – Он так изменился. Когда-то его переполняла… какое бы слово подобрать? Страсть к жизни.
– Тебе он раньше нравился?
– Я любила его, – ответила она. – Он был чудесным ребенком. Они с матерью жили в ужасной нищете, но его дух все равно не был сломлен. Это был обаятельный, энергичный, смелый мальчик… чего в нем только не было. Он любил петь, у него был очень милый низкий голосок. Божественные ноты выводил этот оборванный, непоседливый забияка. – Она невесело усмехнулась. – Когда-то я любила его. Мне даже трудно поверить, что это тот же самый человек. Не хотела бы я, чтобы ты попал к нему в руки. Он жесток и беспощаден. Милости от такого не дождешься. Мне не нравится, что ты едешь по его земле.
– Я буду осторожен.
Они уже почти достигли вершины холма между фермой Ниниана Вильямса и Тайгуином. Слова давались ему нелегко. Горло скована боль, потому что Марджед отзывалась о Герейнте Пендерине, мальчишке, с огромной нежностью и печалью.