Он не заговорил, пока они не оказались у ворот ее фермы. Опустив Марджед на землю, он поцеловал ее.
– Марджед, ты тоже должна быть осторожной, – сказал он. – Я бы предпочел, чтобы ты больше не принимала участия в походах.
– Вот как? – Она потупилась. – Наверное, мне не следовало оглядываться сегодня, да? Ты вовсе не собирался проводить со мной ночь, да? Прости, но я пошла со всеми вовсе не для этого. Я пошла, потому что должна была. И снова пойду по той же причине. А к тебе я даже близко не подойду. Я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным только потому, что мы переспали.
– Марджед. – Он привлек ее к себе. – После сегодняшней ночи, возможно, в тебе зародится новая жизнь. Ты подумала об этом?
– Как ни странно, нет, – призналась она. – За пять лет замужества я ни разу не понесла. Мне всегда казалось, что я не способна на это.
– Если окажется, что ты ждешь ребенка, я не оставлю тебя жить в позоре. Ты должна будешь мне все рассказать. Попытайся связаться со мной и, если не получится, обратись к Аледу Рослину. Но такая ситуация только все осложнит, Марджед. Ты не будешь счастлива.
Он отчаянно цеплялся за благоразумие. И пытался заставить ее быть благоразумной. Она внезапно посмотрела ему в глаза и радостно улыбнулась.
– Я считала, что мужчины, получив удовольствие, не думают о последствиях, не чувствуют ответственности, – сказала она. – У тебя доброе сердце, Ребекка. Иди же. Ты должен идти. И будь осторожен.
Он наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но она уже отвернулась и открывала калитку. Юркнув на двор, она закрыла калитку и еще раз улыбнулась ему.
– Спокойной ночи, Марджед, – сказал он.
– Спокойной ночи. – Улыбка у нее была ослепительной. – Любовь моя, – добавила она и быстро побежала к дому.
– Спокойной ночи, любовь моя, – прошептал он одними губами, не осмелившись произнести эти слова вслух.
Прибывшие констебли остановились в Тегфане, четверо из них разместились в крыле для слуг. Жители Глиндери видели, как они разгуливали в парке в компании с графом Уиверном и о чем-то с ним серьезно беседовали. И как сообщила братьям Глинис Оуэн, констебли отобедали с хозяином.
Они побывали почти в каждом деревенском доме и почти на каждой ферме, задавали вопросы, требовали от каждого мужчины отчета о том, где он находился в ночь, когда были разрушены две заставы. Обещали не тронуть никого из тех, кто признается, что тоже был там, но готов выдать имена Ребекки и некоторых ее «дочерей». Но никто, разумеется, не оказал им никакой помощи. Мужчины все как один заявили, что были дома, в постели, как и полагается ночью, а их жены готовы были присягнуть, что это так.
Обо всем этом Марджед узнала от Сирис, которая зашла в Тайгуин два дня спустя после похода. Констебли сюда не заглядывали, предварительно выяснив, что на ферме нет мужчин. Сирис была бледна, дрожала и куталась в шаль, хотя на дворе потеплело. Марджед отвела ее в пустой хлев.
– Пора остановиться, – сказала Сирис. – Все это нужно прекратить, Марджед. Иначе кого-нибудь обязательно поймают.
– Я не верю, что все прекратится, – ответила Марджед. – Как раз этого мы и хотели, Сирис, – привлечь внимание. Не было бы никакого смысла в том, что мы сделали, если бы никто не заметил нас. Мы хотим, чтобы правительство заметило нас. Мы хотим, чтобы они задавали вопросы, чтобы выяснили, что здесь происходит. Мы хотим, чтобы заставы снесли и никогда больше не возводили, мы хотим, чтобы правительство знало: заставы только одна из многочисленных наших бед.
Сирис закрыла лицо руками, и Марджед услышала, как она прерывисто вздохнула.
– По крайней мере на этот раз дома обходит не граф Уиверн, – заметила Марджед. – Его, наверное, отпугнул тот прием, который он получил в понедельник.
Но ей все равно не удавалось как следует разозлиться на Герейнта. Да и новость Сирис тоже не очень ее взволновала. Она была слишком погружена в собственные проблемы. Марджед сознавала, что поступает эгоистично. Сейчас самым важным для нее должно было быть их общее дело, но единственное, о чем она могла думать после позавчерашней ночи, – это то, что она ему не нужна.
На душе у нее два дня была такая тяжесть, что она с трудом передвигала ноги.
Если окажется, что она ждет ребенка, он не оставит ее в позоре. Она может связаться с ним через Аледа. Наверное, он имел в виду, что женится на ней, если она забеременеет. Только по этой причине. Ни по какой другой.
«Такая ситуация только все осложнит, Марджед. Ты не будешь счастлива».
Она столько раз повторяла мысленно эти слова, что у нее от них стала кружиться голова. Хорошо, что хоть она сказала ему – и совершенно искренне, – что не собирается предъявлять к нему никаких претензий только оттого, что переспала с ним.
Она переспала с ним! С незнакомцем. Марджед едва могла поверить, что совершила такое, и при этом почти не чувствовала стыда или угрызений совести. Ей казалось, что она правильно поступила. Они были как единое целое. Такое чувство не посещало ее ни разу. Хотя это, конечно, смешно. Она даже не знает его имени. Она не знает, как он выглядит, где живет, чем занимается. Она вообще о нем ничего не знает, если не считать того, что известно о Ребекке. Но он не Ребекка. Она не знает, кто он.