Сирис с матерью были на кухне, когда появился Алед. Бледный как тень. Не успели он и Сирис обменяться хотя бы словом, как в дом вошел Ниниан Вильямс. Вид у него был грозный.
– Ну, Алед Рослин, – сказал он, – вчера моя дочь была обручена с Мэтью Харли. Сегодня я хочу услышать, что она твоя невеста, иначе выйдем отсюда и я поговорю с тобой по-другому, при помощи кулаков.
– Хорошо, Ниниан, – ответил Алед, не сводя глаз с Сирис. Она, потупившись, мешала суп в котле, подвешенном над огнем. – Но чтобы сделать такое объявление, нужны двое. Можно нам с глазу на глаз поговорить с Сирис?
– Вчера вечером наша дочь солгала нам, – сказал Ниниан. – А потом она опозорила нас, себя, свою церковь, войдя в блуд с тобой, будучи невестой другого мужчины. Я не уверен, что такое поведение можно простить. Придется поговорить с преподобным Ллуидом. Брак между людьми, совершившими блуд, это уже шаг в правильную сторону. В данном случае согласие моей дочери вовсе не нужно.
Его дорогая, нежная Сирис. Видимо, после тяжкого испытания, что выпало ей утром, она во всем призналась своим родителям. И Ниниан теперь повел себя так, как повел бы любой отец на его месте. Он, наверное, испугался до смерти, когда его дочь поволокли в Тегфан.
– Ниниан, – миссис Вильямс закрыла лицо фартуком, – как ты жесток с собственной дочерью. Если бы не твои ноги, ты бы сам пошел за Ребеккой.
– Я вовсе не против походов с Ребеккой, – сказал он. – Я против лжи и блуда.
– Сирис, – обратился к ней Алед, – давай выйдем и поговорим об этом, хорошо?
Рука, мешавшая в котле, замерла, но глаз Сирис не подняла.
– Ладно, – сказала она, отложила в сторону ложку, вытерла руки о фартук и направилась к двери.
Алед последовал за ней.
– Далеко не уходите, чтобы вас было видно, – велел Ниниан.
Алед кивнул.
Сирис прошла по двору и остановилась у калитки. Она не открыла ее, а повернулась, прислонилась к ней спиной и только тогда посмотрела ему в глаза.
– Алед, – произнесла она, – я не кривила душой, когда сказала, что сегодня мне не будет стыдно. Мне следовало бы устыдиться, но этого не произошло. И ты ничего мне не должен. Я сделала это по доброй воле.
– Любимая, – сказал он, подходя к ней, хотя чувствовал спиной испепеляющий взгляд ее отца, – Герейнт рассказал мне, что ты держалась очень храбро. Я горжусь тобой.
– Герейнт? – Сирис нахмурилась.
– Он был моим другом, – сказал кузнец. – Он все еще мой друг.
– И твой враг, – печально добавила она. – Мы живем в нелегкое время.
– Они с тобой дурно обращались? – спросил он. – Жаль, меня не было рядом, чтобы помочь тебе.
– Констебли были грубоваты, – сказала она, – хотя, мне кажется, они не пытались причинить мне боль. Граф остановил сэра Гектора Уэбба, когда тот собирался ударить меня. Я не верю, что граф плохой человек, Алед. Мне кажется, он в чем-то тоже жертва обстоятельств, как и мы.
– Харли солгал, чтобы освободить тебя, – сказал кузнец. Это был не вопрос. Он сказал то, о чем не хотел знать, о чем боялся услышать из ее уст, несмотря на те слова, с которых она начала их разговор.
– Да. – Взгляд ее стал совсем печальным. – Вчера мы с ним предали друг друга, Алед, и, конечно, наша помолвка расторгнута. Но наверное, он все-таки еще немного думает обо мне, раз поступил так сегодня утром. Я не могу ненавидеть его. Но я не люблю его и никогда не любила. Просто… мне хотелось замуж, и я подумала, что с ним у меня что-нибудь получится. Это было глупо.
– Значит, мы поженимся, любимая? – спросил он. Сердце его забилось быстрее, дыхание участилось. – Твой отец требует этого, да и преподобный Ллуид тоже потребует, когда узнает. И в самом деле, так будет правильнее всего после вчерашнего. Если скажешь, если так тебе будет спокойнее, я перестану ходить в походы с Ребеккой. Ну так что, мне можно поговорить с преподобным Ллуидом и назначить день свадьбы?
Она улыбалась, хотя взгляд ее был по-прежнему печальным.
– Это самые чудесные слова из всех, какие я когда-либо от тебя слышала, – сказала она. – Драгоценный дар. Позволь и мне в ответ преподнести тебе такой же. Я выйду за тебя, Алед, и сделаю твой дом уютным, и рожу тебе детей, и буду любить тебя до конца своей жизни. И если иногда ты будешь совершать то, что велит тебе совесть, то я буду уважать твои поступки, даже если не смогу с ними согласиться. И я верю, что ты тоже будешь уважать то, что дорого мне. Если ты чувствуешь, что должен поддержать Ребекку, то, значит, сделай это, а я буду сидеть дома и молиться о твоем благополучном возвращении.
Улыбнувшись, они бросились друг другу в объятия – Алед только слегка поморщился, но Сирис постаралась не тронуть раненое плечо. Они простояли, молча обнявшись, несколько минут, пока их внимание не привлек громкий и настойчивый кашель, донесшийся от дома.
В дверях бок о бок стояли Ниниан Вильямс и его жена. У обоих был довольный вид, хотя Ниниан старался напустить на себя свирепость, а миссис Вильямс снова закрыла лицо фартуком.
Они карабкались по холмам, а потом снова спускались в долины. Прошли, должно быть, уже несколько миль. Стояла необычная жара. Трава под ногами была сухой и пыльной.
Алед сказал, что сегодня состоится собрание, а потом, возможно, они пойдут разрушать заставу. Сейчас, чтобы покинуть дом и отправиться на собрание, требовалось больше смелости. Констебли до сих пор не покинули Тегфан. Никто не знал, где они бродят, за кем наблюдают. В прошлый раз они выследили Сирис, хотя она никогда не принимала участия в походах Ребекки. Марджед подумала, что, если они прошли за Сирис весь путь от отцовского дома, значит, немного раньше они должны заметить двоих людей, которые тоже спускались с холма, – Уолдо Парри и ее.