Самолет летел против часовой стрелки, как мне показалось, описывая неправильной формы овал, так как шум его моторов стал сперва немного тише, удаляясь к северу и западу, но через тридцать секунд опять стал нарастать, превращаясь в рев, и по внезапному возгласу Джекстроу, хотя и приглушенному маской, я понял, что он увидел самолет в тот же момент, что и я.
Самолет находился менее чем в полумиле от нас и летел на высоте не более пятисот футов. За те пять секунд, которые он оставался в поле нашего зрения, я почувствовал, что у меня успело пересохнуть во рту, а сердце забилось тяжело и учащенно. Нет, это не американский бомбардировщик и не самолет метеослужбы из Туле, экипажи которых имеют большой опыт борьбы за жизнь в суровых условиях Арктики. Этот длинный ряд ярко освещенных иллюминаторов мог принадлежать только трансатлантическому или полярному пассажирскому самолету.
— Видели его, доктор Мейсон? — Маска Джекстроу приблизилась к моему уху.
— Видел! — Это все, что я мог сказать, зато увидел в своем воображении многое. Я думал не о самолете, который, кстати, опять потерялся в вихрях снега и льда, а о его пассажирах. Господи, сколько же их там? Пятьдесят? Семьдесят? Все сидят в уютном неведении, в безопасности герметического салона, где кондиционером поддерживается температура в плюс 70 градусов по Фаренгейту. И вдруг — катастрофа, душераздирающий визг и скрежет металла, тонкая стенка салона разрывается по всей длине, и волны этого ужасного холода врываются в самолет и охватывают тех, кто остался жив, оглушенных, покалеченных, потерявших сознание и умирающих, сидящих или лежащих, зажатых среди обломков кресел, в легких костюмах и платьях...
Самолет совершил полный круг и возвратился. На этот раз он оказался еще ближе, снизился футов на сто и как будто потерял скорость. Возможно, она и составляла миль 120 или 130 в час, я не очень-то разбираюсь в таких вещах, но для такого крупного лайнера, летящего так низко над землей, подобная скорость казалась угрожающе малой. Я успел также подумать о том, достаточно ли эффективно работают стеклоочистители в кабине пилота против этих летящих ледяных кристаллов.
Но я сразу же забыл об этом, забыл обо всем, кроме одного: надо спешить, безотлагательно и отчаянно спешить! Как раз перед тем, как повернуть и вновь исчезнуть из поля зрения, самолет, казалось, начал терять высоту.
Внезапно тьму пронзили два мощных луча, один устремился прямо вперед, узкий, яркий луч света, в котором, словно бриллианты, сияли и вспыхивали искрами пламени мириады сверкающих ледяных кристаллов, другой — более широкий — светящимся веером протянулся вниз и лишь слегка вперед, и его отражение заскользило по обледеневшему снегу, как какое-то искрящееся перекати-поле.
Я схватил Джекстроу за руку.
— Он идет на посадку! Ищет, где бы приземлиться! Запрягайте собак! — Правда, у нас был тягач, но одному Богу известно, сколько времени уйдет на то, чтобы завести его в такую ночь. — Я помогу вам, как только освобожусь.
Он кивнул, повернулся и в мгновение ока исчез во тьме. Я тоже повернулся, выругался, ударившись лицом о боковую стенку навеса, ринулся к люку и соскользнул в домик на спине и локтях. В этот момент мне было не до ступенек.
Джесс, уже облаченный в меховую одежду — только капюшон его парки еще болтался сзади за плечами, — как раз появился из туннеля, находившегося на противоположном конце домика, где мы держали еду и топливо.
— Тащите всю теплую одежду, какая есть, Джесс! — быстро сказал я. Так же быстро и последовательно я попытался уяснить себе, что нам может еще понадобиться, но это было нелегко сделать, ледяной холод сковывал ум почти так же, как и тело. — Спальные мешки, одеяла, запасные куртки, рубашки, неважно чьи. И засуньте это в два мешка.