Джесс всю остальную часть дня был в домике, проведя около двух часов в безуспешных попытках наладить рацию, он махнул рукой и упрямо вернулся к восстановлению передатчика.
С первых же минут мы получили довольно четкое представление о трудностях нашей задачи. Эти болты и гайки так примерзли, что прошел добрый час, пока мы с ними справились. При помощи паяльной лампы приходилось отогревать каждую гайку, лишь после этого она поддавалась действию тяжелых клещей.
А потом началась сборка деревянных частей. Их было пятнадцать: три — для пола, три — для крыши, по три для боковых стенок и три — для передней стенки. Задней стенки не было, там был брезентовый полог. И каждую часть приходилось вытаскивать сквозь узкое отверстие люка и прилаживать одну к другой, подгоняя отверстия для болтов в деревянных частях к соответствующим отверстиям в соединительных металлических стержнях. На ледяном холоде это было адской работой. Монтаж только одной секции пола занял больше часа, и было похоже, что мы тут провозимся до полуночи, но внезапно Коразини осенила идея (в тот момент она показалась нам блестящей): собирать все секции в сравнительно теплой и освещенной кабине домика, а потом каждую собранную секцию извлекать из туннеля в вертикальном положении, предварительно прорезав в его ледяной крыше узкую длинную щель, ведь снеговой слой был не более одного фута.
После этого дело пошло немного быстрее. К пяти часам весь этот деревянный кузов был собран, и все работали как звери, надеясь закончить все через какие-нибудь полчаса. У большинства не было ни опыта, ни привычки к физическому труду, особенно в таких тяжелых и жестких условиях, но я все больше проникался уважением к этим людям. Коразини и Веджеро, казалось, вообще не знали, что такое усталость. Теодор Малер, этот молчаливый маленький человек, речь которого ограничивалась короткими «нет» и «да», «пожалуйста», «спасибо», работал неутомимо, самоотверженно и безропотно, извлекая из своего тщедушного тела энергию и силу, каких я бы никогда в нем не заподозрил. Даже сенатор, преподобный Смолвуд и Солли Ливии делали все, на что были способны. К этому времени все, даже Джекстроу и я, неудержимо дрожали от холода. От постоянного соприкосновения с металлом наши руки пришли в ужасное состояние, распухли и кровоточили, а перчатки без пальцев все время наполнялись осколками и кристаллами льда, которые уже не таяли.
Мы как раз успели разместить внутри кузова четыре раскладушки и были заняты выведением дымовой трубы из печурки через круглое отверстие в деревянной крыше, когда меня кто-то окликнул. Я соскочил вниз и чуть было не сбил с ног Мари Ле Гард.
Зачем вы пришли сюда? — запротестовал я. — Вам опасно находиться на таком холоде, мисс Ле Гард.
— Глупости, Питер! — Я никак не мог себя заставить называть ее «Мари», хотя она и просила меня об этом уже несколько раз. — Мне надо привыкать. Вы не могли бы сойти на минуту вниз?
— А в чем дело? Я занят.
— Но не незаменимы, — отрезала она. — Я хочу, что-бы вы осмотрели Маргарет.
— Маргарет? Ах да, стюардессу. А что ей нужно?
— Ей ничего, это мне нужно. Почему вы так враждебно настроены против нее? — с любопытством спросила она. —- На вас это не похоже. Во всяком случае, мне кажется, что она милая девушка.
— И что же хочет эта милая девушка?
— Да что с вами, право? Почему... Впрочем, молчу. Я вовсе не хочу пререкаться с вами. У нее сильно болит спина. Прошу вас, осмотрите ее, пожалуйста!
— Я хотел это сделать еще вчера ночью, но она отказалась. Если теперь она передумала, то почему она не попросит об этом сама?
— Она боится вас. Вот почему. — Мари Ле Гард рассердилась, даже топнула ногой по замерзшему снегу. — Так вы идете или нет?
Я пошел. Спустившись в домик, я стянул перчатки, вытряхнул из них лед и вымыл распухшие, кровоточащие руки дезинфицирующим раствором. Я увидел, как Мари испуганно раскрыла глаза, увидев мои руки, но не сказала ни слова. Возможно, она догадывалась, что я не настроен выслушивать соболезнования.
Я поставил ширму в углу, подальше от стола, где женщины проверяли и делили оставшиеся запасы продуктов, и осмотрел спину Маргарет Росс. Вид ее был действительно ужасен, сплошная сине-багровая рана от позвоночника к левому плечу. В центре, под самой лопаткой, зиял глубокий рваный порез, похоже, результат сильного удара каким-то острым треугольным куском металла. Каково бы ни было орудие, оно прошло насквозь через жакет и блузку.