Сначала ворвался охваченный паникой главный домовой, чье имя Лиза, конечно же, не помнила, потом прислали записку от Гильдии Фонарщиков, потом церемониальный, на пергаменте с тремя печатями, запрос от гномов… и завертелось. Через какой-нибудь час Лиза совершенно одурела и запуталась. Какое угощение приготовить для приглашенных во дворец? И чем угостить гуляющих горожан? И сколько всего должно быть, чтобы на всех хватило и не слишком много осталось? Сколько фонариков и где развешивать в Верхнем Городе? Подключать ли к этому делу сильфов, которые и королевского указа слушаются неохотно? А если нет, из каких средств доплачивать фонарщикам за дополнительную работу? Из каких средств это вообще принято делать?! И так далее, и тому подобное, и за все она, Лиза, была в ответе, и все посетители ждали ее решений, точно сами ничего сообразить не могли! Хорошо еще, подоспевший Циннамон почуял ее растерянность и немножко помог — деликатно подсказывал, что как делалось в старые времена.
А когда поток посетителей иссяк, Циннамон с Фифи насели на Лизу насчет новогодних нарядов, потому что в Первый День года принцессе надлежало постоянно переодеваться, — двенадцать раз, по числу месяцев в году, то есть примерно раз в час. Знаменуя собой изобилие и процветание и при этом сияя жизнерадостной улыбкой.
«Какое из меня изобилие? — мрачно думала Лиза, пока Фифи почтительно рассматривала ее со всех сторон и жаловалась Циннамону на дряхлость и подслеповатость гардеробного Зеркала. — С моей фигурой только изобилие и изображать! И улыбаться по заказу я не умею, у меня от этого щеки болят!»
Напоследок Циннамон заикнулся про праздничное меню. Поскольку министр двора был еще и главным кондитером, разговор грозил затянуться. Лиза промямлила «жареного мяса побольше и маринованных огурчиков», а в животе у нее предательски заурчало от голода. Циннамон сжалился, ретировался и прислал Лизе прямо в покои целое блюдо горячих пирожков с разными начинками, а к ним — горячего чаю. К счастью, на этот раз Циннамон благополучно забыл про волшебство, так что пирожки и чай были обыкновенные, без фокусов — радужного сияния не источали, музыку не играли и бабочки из них не вылетали. Лиза робко отослала престарелую Фифи и впилась зубами в ближайший пирожок, не заботясь ни о каких церемониях.
Спятить можно от этих королевских дел!
Радингленские праздники еще не утратили для Лизы своей прелести, но они неизбежно сводились к дворцовым церемониям, а те наводили тоску. Какое, спрашивается, удовольствие от подарков, если вручение растягивается на долгие часы и приходится сидеть зашнурованной в корсет, милостиво кивать и бояться ляпнуть не то? Тут даже гномским украшениям не обрадуешься. Ох уж эти обязанности перед народом… Головой Лиза понимала, что народ состоит из отдельных, хорошо и не очень знакомых лиц — например, Мелиссы, Гарамонда, гномов, сильфов, рыночных торговцев, мастеров, кумушек, старичков, стражников, мальчишек… но когда все эти люди собираются в толпу и ты им что-то должна и смотришь на них с балкона, уже никакого праздника не получается и любить их всех сразу — тоже не получается.
Как, интересно, с этим управлялись папа и мама? И как Бабушка управляется?
В дверь бесшумно вплыла Фифи с кувшином горячей воды в руках (водопровод в Радинглене пока еще существовал только в виде чертежей мастера Амальгамссена).
— Как себя чувствует Ее Величество? — поспешно спросила Лиза.
Бумс!
Бульк-бульк-бульк!
По ковру разлетелись белые черепки в синий цветочек и растеклась темная лужа. Фифи огорченно охнула и всплеснула сухонькими ручками.
Лиза вскочила. Еще не хватало, чтобы пожилой человек при ней становился на четвереньки! Фифи слабо запротестовала, но Лиза усадила ее в кресло и ринулась наводить порядок.
— Ваше Высочество, кликните домовых! — посоветовала умудренная дворцовой жизнью Фифи, которая не могла допустить, чтобы наследная принцесса скатывала ковер и сметала осколки.
Домовые набежали сразу же, — стоило Лизе позвонить в колокольчик, который ей подсунула Фифи. Когда рьяные уборщики удалились, в наступившей тишине Лиза услышала отчетливые всхлипывание.
Фифи утирала слезы, норовившие закатиться в каждую морщинку. Лиза тут же перестала бояться старушку и неуклюже попыталась ее утешить, — мол, с кем не бывает.