Итак, Миндон пожелал говорить с Ненюковым с глазу на глаз: д’Авера был доверенным лицом короля.
Ненюков побывал в Верхней Бирме и стал при этом одним из последних, кто видел в живых английского путешественника Марджори, искавшего наиболее выгодный путь из Бирмы в Китай (он был не первым английским путешественником такого рода) и вскоре погибшего при таинственных обстоятельствах на территории Китая. Гибель Марджори дала возможность англичанам начать шантаж Бирмы, якобы виновной в его смерти. И только выгодное для Бирмы стечение политических обстоятельств отсрочило английское вторжение. Правда, встреча Ненюкова с Марджори прошла незамеченной для падкой до сенсаций прессы, ибо в противном случае, вполне возможно, могла бы родиться легенда о «русской руке», причастной к гибели Марджори.
Когда Неиюков вернулся из Северной Бирмы, король без отлагательства принял его, и не один раз, а дважды. Ненюков не пишет о содержании этих бесед, говорит лишь, что «король о политике не говорил, а сказал только, чтобы Ненюков переговорил с его министрами». Однако можно предполагать, о чем шел разговор, так как мы знаем, какие темы поднимал король в беседах с приехавшим вскоре после Ненюкова в Бирму Пашино: по словам последнего, Миндон живо интересовался жизнью, историей России, даже прочел жизнеописание Петра Великого, подражать которому желал.
Любопытны темы переговоров Ненюкова с бирманскими министрами. «Министры спрашивали Ненюкова, — говорится в справке, — почему русский посланник в Тегеране не допустил бирманское посольство ехать в Россию?» Вряд ли бирманские министры были так наивны, что полагали причиной неудачи посольства произвол русского посла; но в их интересах было изобразить этот инцидент как недоразумение, дабы не закрывать дорогу к будущим попыткам такого рода: ведь иначе пришлось бы признать, что само русское правительство выступав против переговоров, а это можно было бы счесть оскорблением бирманскому правительству, после чего дальнейшие попытки контакта были бы бессмысленны. Ненюков ответил, что он об этом ничего не слыхал и не думает, чтобы русский посланник в Тегеране мог запретить кому нибудь въезд в Россию, но полагает, что если посланник посоветовал бирманскому посольству не ехать в Россию, то это, вероятно, потому, что «высшее русское правительство в С. Петербурге не желало бы вступить в сношения с бирманским послом низшего ранга против того, который был послан к английской королеве, и что государь император, самый могущественный государь в мире, не согласился бы, конечно, ни в коем случае допустить ведение переговоров иначе как с посланником самого высшего чина» (тут Ненюков не принимает дипломатической игры бирманских министров, однако, будучи человеком неглупым, предлагает свою, также удовлетворяющую гордость бирманцев версию случившегося).
Тогда министры делают следующий дипломатический шаг: Ненюкову предлагают отправиться еще на один прием к королю Бирмы и после разговора с ним отвезти русскому императору письмо с предложением о переговорах. Правительство Бирмы даже предложило Ненюкову оплатить ему проезд в Петербург и обратно, т. е. прервать путешествие для «командировки» в Петербург.
Неизвестно, каковы были мотивы дальнейших действий Ненюкова, но можно предположить, что на них отразился целый ряд факторов. Во-первых, у путешественника были свои планы и неожиданный перерыв в путешествии никак в них не входил: ведь подобная «командировка» заняла бы несколько месяцев. Во-вторых, он мог предполагать, и не без оснований, что русское правительство не изменит своей осторожной, выжидательной политики и поездка его будет бессмысленной, тем более что он был частным лицом, к мнению которого вряд ли стали бы прислушиваться в Петербурге. И, наконец, третье обстоятельство также сыграло свою роль: начинался буддийский пост, во время которого король по религиозным соображениям не мог встречаться с иностранцами и давать аудиенций даже частного характера, — а Миндон был очень набожным человеком. Значит, для того чтобы получить письмо, надо было надолго остаться в Мандалае, и все путешествие ставилось под угрозу. Наконец, в справке есть сказанные Ненюковым слова: «Г-н Ненюков, как частное лицо, старался, по возможности, быть осторожным в этом деле». Здесь, возможно, выступает на сцену английский резидент, в доме которого Ненюков жил. Вряд ли резидент был заинтересован в исполнении этого поручения, а путь Ненюкова лежал в Индию, в английские владения.
Однако все это не более чем догадки. Наверняка известно лишь то, что Ненюков, который спешил в Индию, обещал д’Авере сообщить о дате своего возвращения домой и это обещание исполнил.
Уже в Петербурге Ненюков получил письмо д’Аверы, в котором тот сообщал, что вскоре направит ему письмо от бирманского министра иностранных дел для русского министра Горчакова.
Но письмо все не шло, и Ненюков встревожился. Он написал д’Авере об исчезновении письма и предположил, что оно задержано англичанами. Если уж Ненюков об этом решил написать, видно, основания для такой тревоги у него были. Однако прошло еще несколько месяцев, и долгожданное письмо, пролежавшее, должно быть, довольно долго в соответствующих английских ведомствах, пришло. А вскоре пришло второе такое же, так как д’Авера поспешил с ответом Ненюкова к королю и тот приказал изготовить копию письма и вновь направить в Петербург.
Очевидно, Горчаков доложил об очередном послании бирманского правительства императору Александру II, и тот снова приказал не спешить с какими бы то ни было действиями. Ответ Горчакова министру иностранных дел Бирмы был вежливым… и совершенно не на тему. Русский министр благодарил бирманское правительство за теплый прием, который оно оказало Ненюкову, и выражал надежду на то, что и другие русские путешественники будут приняты в Бирме таким же образом; к этому добавлялось, что, если бирманские путешественники (не посольство, а именно «подданные его бирманского величества») соберутся в Россию, они тоже могут рассчитывать на теплую встречу.
Письмо это было получено бирманским правительством, и в Петербург полетело новое послание. Оно также сохранилось в архивах МИД. В нем министр иностранных дел Бирмы с первых строк возвращается к интересующей его теме: «Мой августейший государь всегда считал своим долгом устанавливать дружеские отношения и укреплять уже существующие с государями других великих наций, которые, подобно Бирме, дорожат своей независимостью… мой августейший государь, питая особые симпатии к великому государю Российскому и великому русскому народу, пытался осуществить свое королевское желание…» Бирманский министр вспоминает о письмах, посланных с Ненюковым, говорит о визите в Бирму армянского архиепископа Григория — в Бирме была большая и активная армянская община, через которую бирманское правительство также пыталось найти путь к установлению отношений с Россией. И наконец, рассказывает о приеме, оказанном в Бирме русским путешественникам Пашино и Хлудову. В письме говорится: «Они (т. е. Пашино и Хлудов. — Авт.) обещают, если я вручу им письма к Вашей светлости, приложить нее усилия, чтобы способствовать установлению дружественных отношений между нашими двумя правительствами».