Однако лишь немногие из них дают ответ на вопрос о том, что на самом деле представляют собой военная мощь и баланс сил, какова их природа и какова их роль в борьбе за выживание. Это поднимает чрезвычайно важный моральный вопрос о том, кто является жертвой, а кто хищником в диадических отношениях наций. Без решения этого вопроса никакие рассуждения о соотношении нападения и Защиты или любые другие рассуждения не помогут понять процесс формирования военной мощи и баланса в современном мире. Другими словами, очень важно, почему нация наращивает свою собственную военную мощь и для чего она намерена её использовать. Ответ определяет ключевое условие хорошей жизни для потенциальной жертвы — выживание, то есть сохранение жизни, или, другими словами, способность жить в мире благодаря силе оружия. Нет хорошей жизни без мира, и либерализм не способен определить это как ключевой компонент хорошей жизни из–за того, что либерализм и его ученые живут в полном заблуждении относительно хищнических намерений, движущих его собственными экономическими и военными (часто сильно преувеличенными) возможностями.
Война — это просто продолжение политики другими средствами. Это изречение Карла фон Клаузевица известно сегодня большинству людей даже с базовым высшим образованием, так же как остроты Ницше или Сунь–цзы. Однако многим неизвестно, что даже за последние 30 лет эти клаузевицевские “средства” ведения войны изменились настолько кардинально, что основополагающая природа военной мощи и военного баланса попросту ускользнула из–под контроля философов и политологов и требует набора навыков, знаний и компетенций, которые невозможно найти в тех самых областях, которые провозглашают обратное. После более чем 24 лет того, что равносильно войне либерализма по всему земному шару, понимание Запада в целом и американцев в частности основополагающих причин их стремления к военной мощи — хищничества — остаётся недостижимым. Даже принимая во внимание выдвигающий повестку дня смысл существования очень многих современных аналитических центров США, работающих в области войны, степень незнания основополагающих целей ведения войны, в отличие от того, как она ведётся, просто поразительна, проявляясь в совершенно бредовых концепциях войны или нарративах, которые продолжают затуманивать американский взгляд на военную мощь, который не знает иной позиции, кроме агрессивной. Даже Джон Миршаймер, имеющий репутацию внешнеполитического реалиста и готовый критиковать либерализм, придает либерализму позитивную силу, поддерживая сомнительное заявление Фукуямы о победе либерализма над фашизмом.4 И все это несмотря на массивные эмпирические доказательства обратного — чрезвычайно хорошо задокументированные вклады и затраты на победу над фашизмом во Второй мировой войне, которые опровергают такое утверждение, указывая на то, что почти 80% вооружённых сил нацистской Германии были уничтожены на радикально нелиберальном Восточном фронте. Это удивительное свидетельство слепоты людей, которые утверждают, что являются учеными и эрудированными. Но в этом и заключается проблема западной политологии или, в более общем плане, гуманитарной области — упорное нежелание оперировать фактами.
Именно Сократ, используя "Республику" Платона, выдвинул рецепт, который, по его мнению, сделал бы жизнь лучше для всех:
Итак, до тех пор, пока короли не станут философами, или философы не станут королями, города никогда не перестанут болеть: ни человечество, ни наша идеальная государственная система никогда не возникнут.5
Идея Сократа, сформировавшаяся во времена парусов и войн с мечами, щитами и копьями, казалась разумной, поскольку философы и интеллектуалы той эпохи без особых проблем понимали суть ведения войны, рынка и промышленности в том виде, в каком они существовали 2400 лет назад. Любой пытливый ум тогда мог многое узнать о различных проявлениях человеческой деятельности, учитывая, что она была сильно ограничена примитивными условиями того времени. Тогда философы могли создавать армии и руководить ими, они также могли быть царями или цезарями, такими как Марк Аврелий, который определённо удовлетворял желание Сократа видеть философа царем и наоборот. Сегодня все кардинально изменилось — современный мир полон философов и других их современных последователей, таких как политологи, социологи или даже экономисты, но их понимание современного мира становится все слабее, и очень немногие из них способны осознать всю сложность происходящих процессов, которые все больше озадачивают современное человечество.