Вскоре вы обнаружите, что процесс, который сейчас начался в вашем сердце, остановил другой процесс, до сих пор протекавший в вашем уме. Это потому, что энергия может перемещаться только в одном направлении. Только вы будете знать тот трепет, который чувствует ваше сердце; никто другой никогда не узнает о нем, никому невозможно рассказать о нем. Представьте, что немой съел конфету; как бы он мог рассказать другим, какой у конфеты был вкус? У сердца нет языка, на котором оно могло бы разговаривать
Сидите подле цветка, слушайте пение птиц. Прислонитесь к стволу дерева и ощутите, какой он шершавый. Прилягте на землю и почувствуйте, какая она прохладная. Присядьте под водопадом, пусть вода стекает по вашему телу. Пусть это прекрасное ощущение проникнет глубоко в вас. Обратитесь лицом к солнцу, закройте глаза и чувствуйте, как его лучи касаются вас.
Надо всего лишь чувствовать. Не надо думать о том, что происходит. Пусть придет, что придет; позвольте вашему сердцу заходиться в экстазе. Вы вскоре обнаружите некое движение, которое начнется в вашем сердце, как будто некий механизм, который до этого с пал, проснулся и начал работать. В вашей жизни зазвучит новая музыка. Центр вашей жизни сместится, и на новый центр прольется божественный нектар.
Под Словом Нанак подразумевает Омкар. По мере того как правдивость наполняет вашу жизнь, Омкар образует в вас литейную форму, и вы вливаетесь в нее. Вы причиняете другим ущерб своей ложью, но величайший вред наносится тем, что ложь не дает вам с гать монетным двором истины, где чеканятся монеты Слова, где создается высшее переживание жизни.
После каждой строфы Нанак напоминает нам, что, когда что-то происходит, когда на нас нисходит благодать, это — не наша заслуга. Не гордитесь, не думайте: "Я — великий подвижник", или "Мое сердце столь восприимчиво…", или "Я так аскетичен и строг!" Это не поможет. С этой задачей способен справиться только тот, с кем пребывает Его благоволение.
Символы, которые подбирает Нанак, бесценны. Он обрел их на пути очень глубокого переживания. Он говорит, что наставник подобен ветру: увидеть его нельзя, можно лишь почувствовать. Те, кто пытаются увидеть его, ничего не достигнут: кто способен увидеть ветер? Вы можете испытать его воздействие, почувствовать его прикосновение, но вы не можете сжать его в кулаке.
Гуру нельзя захватить в плен; тот наставник, который желает оказаться в кулаке у ученика — не настоящий наставник. Большинство гуру таковы: их ученики указывают им, что делать, а чего не делать. Комитеты последователей управляют святыми. Они решают, который из святых достоин, а который — нет. Этот комитет решает, кому поклоняться, а кого прогонять. Наш мир явно перевернут вверх ногами! Мы управляем нашими учителями: как они должны сидеть, как ходить, как говорить. Запомните, подобные учителя, наставники, гуру — не настоящие.
В ашрамах и монастырях вы не найдете подлинных учителей; вы найдете там лицедеев, вырядившихся святыми. Истинного учителя невозможно захватить в плен. Вы не можете приказать Будде, Нанаку, Махавире. Они подчиняются только своей воле. Дух дышит, где хочет. А где он не дышит, там вы ничего не поделаете. Если вы попытаетесь поймать ветер в кулак, вы просыплете и то, что у вас там уже зажато. Те, кто освобождают других, сами не могут быть захвачены. Если вы надеетесь, что кто-то освободит вас и приведет к прекрасному, неужели вы свяжете его?
Без земли ваше тело не могло бы существовать; мать необходима. Никакое рождение невозможно без участия земли, но сама земля — величайшая из матерей. У птиц и животных есть матери, но нет отцов. Институт отцовства требует более высокого уровни культуры и обусловленности. Ум — отец, тело — мать; везде, где речь идет о телесности, речь идет о материнстве. Отец появляется там, где появляется ум; отцовство — недавнее образование.
Только человек имеет отца, и то, отцы появились в человеческой истории не так давно, потому что женщина была общественной собственностью; она была женой стольким мужчинам, что невозможно было установить отцовство. А мужчина был всего лишь самцом Вы удивитесь, но слово "дядя" появилось раньше, чем слово "отец". Это потому, что все взрослые, которые могли бы быть отцом ребенку, все были "дяди"; невозможно было проследить, кто кому приходится сыном.