Их группа провалилась бы в любом случае, так как примерно через пару-тройку месяцев их трио лишилось Ив. Ничего страшного не произошло. Просто Ив по уши влюбилась в Томми Хэйдена.
— Что только она нашла в этом кретине? — не переставала задаваться вопросом Робин, сокрушённо качая головой.
— Да она просто выжила из ума! — поддерживала Колетт.
И это действительно было так. Ив даже обстригла до плеч свои шикарные густые каштановые кудри, потому что Томми так больше нравилось, и если бы её мама не была директором школы, ведущим к тому же у них три предмета, то всегда аккуратная и исполнительная Ив, вероятно, и на учебу бы плюнула во имя своего придурка. Постепенно общество Ив начало их напрягать, так как Коль и Робин едва ли могли поддержать беседу в интересующей её области.
— Мистер Гуд, какое слово в английском языке, на ваш взгляд, самое раздражающее? — спросила Коль после очередного столкновения с Ив и её манией, отчаянно имитируя английское произношение.
— Томми, мистер Голд, Томми, — ответила Робин в том же духе.
— Совершенно согласен с вами, сэр. Не изволите ли сменить тему?
— Непременно, сэр, — рассмеялась Робин. — Кстати, совсем забыла с этой Ив… Я смогла воспроизвести твою искорку.
— Мою что? — не поняла Коль. — Какую такую искорку?
— Я давно заметила, что когда ты злишься или пугаешься, то словно током бьёшь. Сложное оказалось заклинание. Три месяца осваивала.
Для Робин Гуд три месяца на заклинание было необычайно долгим сроком. Она продемонстрировала результат Коль, сосредоточив магическую энергию на кончиках пальцев и создав что-то вроде ручной молнии, которую тут же начала перебрасывать из руки в руку, как игрушечную радугу.
— Я и не знала, что такое делаю, — ахнула Коль. — Хотя если вспомнить… А это очень опасно?
— Крайне опасно, — ответила Робин. — Ею можно убить, если применить с достаточной силой.
Коль вспомнила события четырёхлетней давности, маму, лежащую на пирсе, и содрогнулась от ужаса.
На фоне этого Коль поссорилась с отцом, чего, наверное, не случалось никогда.
— Ты знал?! — кричала она. — Скажи, ты всегда знал, что это было?!
— Да, — сознался папа, — всегда. Я не хотел тебя пугать. Тем более, что ты никогда не применяла эту магию с достаточной силой, даже в тот день. А вот если бы я сказал тебе, то ты могла бы кому-нибудь навредить из одного страха кому-нибудь навредить.
— Ты солгал мне, — не унималась Коль, хотя понимала, что он прав. — Солгал!
— Укрыл истину, — уклончиво возразил папа, — ради тебя самой. Я защищал тебя. Прости.
Лицо его было очень печальным, в глазах застыли смирение и отчаяние.
— И ты прости, — вздохнула Коль, принимая его правоту, — но больше не скрывай от меня такое. Пожалуйста. Научишь контролировать?
— Конечно, — улыбнулся папа.
И он научил её брать эмоции под контроль, подчинять магию воле разума. Это было похоже больше не на колдовство, а на психологию. Так Коль научилась играть в покер. Ведь нет лучшей проверки на самоконтроль, чем борьба с азартом. Стоит отметить, что у него самого были с этим проблемы.
За пару месяцев до её шестнадцатилетия в город прибыл брат Робин, Роланд Гуд. Робин часто рассказывала о брате с восторгом и восхищением, особенно когда Ив жаловалась на своих, а Коль загадочно молчала в сторонке. И пусть Роланд бывал в городе не так уж и редко, но встретиться им всё никак не удавалось. И вот оно произошло, это великое событие: перед Коль живой, навыдуманный предстал «лучший старший брат на свете».
Он был очень красивый, высокий, широкоплечий, немного смуглый, кудрявый брюнет со смешными усами, которые впрочем ему шли. Роланд чувствовал себя неуютно, словно стеснялся всего, что с ним было связано: своего роста, своих усов. Следующие недели Роланд часто бывал вместе с ней и с Робин, смущаясь каждый раз, когда ему приходилось говорить с Коль, отчего она чувствовала себя неловко, немного лишней, но Робин продолжала таскать их обоих за собой. Потом Робин и вовсе скинула своего брата на Коль, и ситуация стала еще более неловкой. Коль долго думала, что раздражает Роланда, и он, ввиду своей скромности и вежливости, не может этого выразить, но потом она поняла, что всё было как раз наоборот. Тогда многое обрело свой пугающий смысл. Общество Роланда было ей приятно, а его робость её умиляла. Она постаралась максимально облегчить для Роланда общение с ней, внимательно слушала его, задавая вопросы, подстраивала свой шаг под его, давая понять, что они вполне могут передвигаться с привычной ему скоростью. И постепенно Роланд стал открываться ей, и то, что она видела, до безумия ей нравилось. Он был как-бы проще остальных, но было в нём что-то такое, делающее его сложнее и глубже. Роланду также была присуща небывалая сила духа, гармонично сочетающаяся с врожденной храбростью и благородством, но при этом он был крайне уязвим, что немного пугало. Он, казалось, готов был подарить ей весь мир, вырвать своё сердце из груди и вручить ей, только вот ей не нужно было никаких жертв. Коль первая пригласила его на свидание, которое было больше не свиданием, а её личной попыткой открыться Роланду, как он открылся ей. Пришлось поцеловать его, чтобы уговорить. Вот уж не думала она, что таким будет её первый поцелуй, потому она мысленно решила для себя, что этот не считается. На первом свидании Коль с ветерком покатала Роланда по трассе и напоследок снова поцеловала его. Это было мило, романтично и красиво, но уж больно неловко, из-за чего она стала лихорадочно выдумывать какую-нибудь шутку, в итоге сказала что-то глупое про усы.
«Ну, молодец! — досадливо воскликнул её внутренний голос. — Всё умеешь испортить».
В итоге они с Роландом, начали встречаться, но их свидания мало отличались от тех прогулок, которые они совершали до той ночной поездки. Роланд ни жестом, ни взглядом, ни словом ни разу не проявил к ней неуважение. Коль была рада, что он не стремился всё усложнить, и ещё, кажется, она в него влюбилась.
Был в её жизни ещё один мужчина, которому следовало знать о её отношениях с Роландом. Колетт рассказала отцу всё сразу же, как стала сама относиться к этому серьёзно, опустив некоторые личные подробности.
— Так ты его любишь, выходит, — медленно произнес папа, выдержав минутное молчание после её рассказа.
Он сидел в кресле в своём домашнем кабинете и поглядывал на Коль со светлой грустью.
— Он мне дорог, — уклончиво сказала Коль, — но я не могу сказать точно, любовь ли это. Да и кто может в шестнадцать лет? Все невинно. Мы просто ходим и разговариваем, не более.
— Тут уже не всё так просто, — возразил папа, — если ты рассказываешь об этом мне, подбирая оправдания.
— Я не знаю, что в точности нас связывает. Честно.
— Значит, любишь.
Колетт виновато улыбнулась.
— Это нормально. Я рад за тебя, — папа печально улыбнулся ей. — Любовь — самая чудесная вещь на свете.
— Выглядишь ты не очень радостным.
— Просто…порой время летит слишком быстро.
Коль обошла кругом стол, остановилась позади кресла и обняла, прижимаясь подбородком к его плечу.
— Не грусти, папа, — прошептала она ему на ухо. — Я никуда не денусь. Никогда-никогда.
Он легонько похлопал ладонью по её руке, а она еще крепче прижалась к нему.
Однажды в их скромном маленьком городе поселился Волшебник. Но кого можно было удивить волшебством в Сторибруке, где помимо легендарных магов теперь магическим даром обладал каждый второй ребёнок вне зависимости от происхождения и талантов его родителей. Но Волшебнику удалось поразить всех. Он звался Синдальт, Повелитель Времени и принес с собой в город магический песок, способный переносить любого во времени и пространстве, но в рамках одного мира. Коль попала на его первое показательное выступление.