— Колетт Голд, — она выплыла из-за спины Робин и протянула ему руку для рукопожатия, на которое Роланд с удовольствием ответил.
— Роланд Гуд, — улыбнулся Роланд. — Очень рад встрече.
— Взаимно, — улыбнулась Коль, в её глазах запрыгали озорные огоньки.
И Роланд заглянул в эти глаза. Тёмные, большие и очень живые. Они могли выразить очень многое, но в ту минуту Роланд не пытался угадывать то, о чём они говорили, или о чём молчали, так как он, Роланд Гуд, потерял своё сердце. И потерял его навсегда.
Следующие пару недель Роланд, словно телохранитель, повсюду таскался за девушками. Как же неловко ему было в присутствии Коль! Он часто не понимал, о чём она говорит и шутит: так быстро она перескакивала от одной мысли к другой. Ещё его поражало, что когда он начинал говорить, а точнее, просто пытался говорить, она замолкала и обращалась в слух, смотрела на него внимательно-внимательно, будто он действительно должен был сказать что-то важное и серьёзное. И он часто терялся и бормотал нечто невнятное, но она неизменно награждала его ободряющей улыбкой, только вот в глазах плясали всё те же озорные искорки, наводящие его на неутешительную мысль: в душе Коль над ним смеётся. Некоторое время спустя Робин начала их бросать, и они вдвоём бродили по городу. Тогда Коль бывала серьёзнее, задумчивее, и Роланд начал рассказывать ей то, что и Робин не мог. Всё, что лежало на душе, а она слушала, внимательно разглядывая его лицо. Он, большой и неуклюжий медведь, почему-то был интересен этому маленькому, озорному чижику. Действительно интересен. И однажды случилось страшное: Колетт пригласила его на свидание. Да-да, просто взяла и пригласила.
— Я заеду за тобой в десять вечера, — очень серьезно сказала она. — Не подведи меня.
— Я… Что? — растерялся Роланд. — Ты знаешь, сколько тебе лет?
— Да. И я по-прежнему заезжаю за тобой в десять.
— А права у тебя есть?
— Нет. И я по-прежнему заезжаю за тобой в десять.
— Ты… Я… Это не. — забормотал Роланд.
И тут она его поцеловала. Очень неумело, но старательно. Удивительно, как дотянулась только.
— По-прежнему в десять, — Колетт похлопала его по плечу, спрятала руки в карманы очередных ярких брюк и, не оглядываясь, ушла.
Роланд знал, что не должен был соглашаться. На это было три веских причины: во-первых, она была дочерью мистера Голда; во-вторых, она была младше его на шесть лет и ей не было даже семнадцати; и в третьих, она всё ещё была дочерью мистера Голда. Но, видимо, он полностью утратил инстинкт самосохранения и способность разумно мыслить, потому что он ждал её ровно в десять, и ровно в десять перед ним затормозил старенький трёхдверный чёрный фольксваген поло. Пассажирская дверь резко распахнулась.
— Запрыгивай! — рассмеялась Коль.
Он подчинился, и она надавила на газ. Они выехали тогда за границы Сторибрука, чтобы никто их не увидел. Во время этой увеселительной поездочки Роланд успел попрощаться с жизнью пару-тройку раз, но ничего плохого не произошло. Похоже было, что она правда знала, что делает, потому что так вести машину могли только два типа людей: те, кто умеет это делать, и те, кто просто отбитые на всю голову.
— Ты сумасшедшая, знаешь? — крикнул ей Роланд и почему-то рассмеялся.
— Есть такое, — отозвалась она, — но не бойся! Я знаю, что делаю. Вот смотри!
После этих слов она поехала задом наперёд. Ночью, по трассе. Роланд прикусил зубами собственный кулак.
— Да брось ты! Это дорога на Сторибрук! Тут машин других и не бывает! — фыркнула Коль.
— И часто ты так?
— На такой скорости — впервые! Одной было страшновато!
Это вероятно должно было “успокоить” его, но на самом деле она просто говорила всё как есть.
— Твой отец вообще знает об этом? — спросил Роланд, пытаясь нащупать кнопку «стоп».
— Нет, — улыбнулась Коль, — но я ему обязательно расскажу. Недельки через две. Чтобы злился не сильно. А иначе — убьёт. Кого-нибудь… Ты боишься моего отца?
— Я не знаю, — сказал Роланд, немного удивлённый её прямотой, — Думаю, да. А кто его не боится?
— Он не такой уж и страшный.
— Да, для тебя, — усмехнулся Роланд.
— Нет, правда, — начала уверять Коль, — он умеет слушать. Всё дело в отношении. Если ты обращаешься к Румпельштильцхену-человеку, то будешь говорить с человеком. А если к Тёмному, то уж извини. Тебе нечего бояться, я думаю.
— Ты его очень любишь, да?
— Да, — кивнула Коль, — очень. Он мой лучший друг. Только Робин не говори — надуется.
Роланд клятвенно пообещал ничего не говорить Робин, а сам на мгновение испытал ревность, мему стало немножечко гадко от этого некрасивого чувства. Ведь он и сам до сих пор скучал по своему отцу и берёг его память.
— Да. Я понимаю, — печально улыбнулся Роланд. — Я даже немного завидую тебе.
— Да… — погрустнела Коль. — Мне очень жаль. Не представляю, каково это.
Она замкнулась, сбавила скорость, и какое-то время они ехали в полной тишине. А потом Коль оживилась и рассказала историю, как однажды, когда ей было очень грустно, её мама съехала с дороги на трассе в какую-то пыль и начала наворачивать круги на месте, поднимая вокруг целую стену пыли.
— Всегда мечтала сделать так же, — призналась Коль и вдруг резко выкрутила руль в одну сторону, сменила передачу и надавила на педаль газа до упора.
Машина завертелась на месте, но явно не так, как она ожидала. Она резко остановилась, немного ушла в занос, но сумела выровнять руль и поехала назад, в Сторибрук.
— Тебя мама так водить научила?
— Да, ты меня раскусил!
— Весёлая она у тебя, наверное.
— Нет, не очень, — рассмеялась Коль, — но и с ней случается.
В Сторибруке они не сразу распрощались, ещё немного посидели в машине, болтая о всякой ерунде. Роланд рассказывал что-то о Зачарованном лесе и разбойниках, как вдруг она протянула руку и потянула за цепочку, которая высовывалась из-за воротника его рубашки. Подвеска из оперения одной из отцовских стрел, тех золотых стрел, которые однажды за помощь даровала ему Реджина. Она без слов поняла значение и бережно опустила подвеску, легко пригладив её рукой.
— Талисманы очень важны, — сказала Коль. — У меня тоже есть талисман. Вот, смотри.
Она извлекла из-под рубашки свой талисман: небольшую серебряную звёздочку.
— Серебро. Как-то не сочетается с фамилией, — глупо пошутил Роланд.
Коль слабо улыбнулась.
— Почему ты позвала меня с собой? — вдруг спросил Роланд, сам того не ожидая. — Зачем я тебе?
— Это тайна, Роланд Гуд, — закивала Коль, изо всех сил стараясь сохранить серьёзное выражение лица, что, конечно же, ей не удалось. — Это величайшая тайна на свете.
На прощание она вышла вместе с ним из машины, встала на цыпочки и поцеловала второй раз, и он ей ответил, закрыл глаза и затаил дыхание. Он ещё никогда не был так счастлив, как в ту минуту. Они не касались друг друга руками, не соприкасались даже складками одежды, только губами. Такой вот необыкновенный мост между двумя разными мирами. Но скоро миры разъединились, Роланд и Колетт отдалильсь на шаг и застыли, любуясь друг другом.
— У тебя усы колючие, — вдруг сказала Коль, чем навсегда разрушила магию этого момента. — Я впервые целовала мужчину с усами.
— А без усов лучше? — неуверенно засмеялся Роланд.
— Не знаю. Никогда не пробовала.
Он долго смотрел вслед уезжающему прочь чёрному фольксвагену, мечтая о новой встрече с его хозяйкой, и этих встреч потом ещё было очень-очень много, невинных, милых, незабываемых. Рядом с ней Роланд, который часто чувствовал себя потерянным и ненужным, забыл о боли и одиночестве и научился снова наслаждаться простыми радостями жизни. Время от времени она сводила его с ума, ввергала в хаос, но делала это с такой полудетской непосредственностью, что он не мог элементарно возмутиться. А потом случилось то, что случилось. Умер Румпельштильцхен, и Коль похоронила себя с ним заодно. Он помнил тот день, будто это было вчера. После случившегося он отыскал её в лесу. Полностью отсутствующий вид, белое лицо, залитое слезами.
— Коль… — прошептал он, пытаясь дотронуться до её плеча.