— Г-г-где?
— Охотники прогнали. Тебя надо согреть.
— Х-хо-л-ло-д-д-д-но, — простонала я, едва шевеля языком. Вновь застучали зубы. Да так сильно, что я испугалась как бы они не раскрошились от таких ударов.
— Мои вещи. Растерзали, конечно, но они сухие.
Ивар, натужно кашляя и задыхаясь, на коленях дополз до ракиты, где валялись остатки его жилета и рубашки.
Я скрючилась на земле, подтянув колени к груди и обхватив их руками.
— Сейчас придут. Айола… сейчас. Нас… тебя должны искать, — Ивар упал рядом со мной, прижимая к себе и укрывая тряпками, которые почти сразу намокли, став такими же влажными. — Айола.
Я слепо потянулась к нему, едва дыша от холода.
— Ивар… Я хотела…
— И я хотел, — кивнул он. Его руки заскользили по моей спине, пытаясь согреть. — Ты очень красивая, Айола… У меня дух захватывает, когда я думаю о тебе… Как солнечный лучик…
— Я тоже, — прошептала в ответ. — Тоже…
А дальше всё исчезло в тумане, обдувая холодной изморозью и инеем застывая на губах.
Купание более получаса в ледяной воде не могло пройти бесследно — я заболела и около недели провалялась в горячке. Первые дни были самыми тяжелыми, я почти не приходила в себя, металась по постели, несла какую-то ерунду и чуть не свела с ума отца, который всё это время дежурил рядом, пытаясь влить лекарство и стирая липкий пот.
Потом стало легче. Я пришла в себя на третьи сутки. Открыла глаза, нашла отца и даже улыбнулась ему, сообщив, что хочу пить. Сделав глоток, вновь уснула и беспробудно проспала до самого вечера. Уже без жара и повышенного потоотделения.
Очнувшись, первым делом увидела заплаканную тётю Полин, которая встретившись со мной взглядом, разрыдалась еще громче.
— Очнулась. Слава Великим. Как же ты нас напугала.
— А где папа? — морщась от боли в горле, спросила у неё и закашлялась.
— Я его спать отправила. Столько времени возле тебя провёл. Похудел страшно, того и гляди, сам в бездну отправится. Как же нас напугала.
— Простите, — тихо ответила, я вспоминая произошедшее: ледяную, пробирающую до костей, воду, монстров, которые носились по берегу, тепло Ивара. — Как давно я болею?
— Три дня уже. Я только вчера приехала. Так испугалась, — тётушка стёрла слёзы ладонью и продолжила. — Думали, отдала Богам душу, уйдёшь за матушкой… Такая же молодая.
— А Ивар? — перебила я её болтовню, с трудом приподнимаясь на локтях и снова падая на влажные от пота подушки.
— Какой Ивар?
— Тот парень, который меня спас.
— Ах этот, — тётя махнула рукой. — Сегодня уже прибегал. Спрашивал, как ты. Волнуется. Хорошенький такой.
— Живой, — выдохнула я, не в силах сдержать улыбку облегчения.
— Да что ему будет. Смышлёный мальчик. Кто же знал, что эти исчадья плавать не умеют. Хотя рисовано. Теченье у Молохова ручья сильное. Как не потонули только. Других жалко, — добавила она, тяжело вздохнув, и тут же хлопнула себя по губам. — Ой.
— Кого других? — тут же уцепилась я, подавив зевок.
— Нечего я тебе не говорила. Отдыхать надо. Кушать хочешь? Тут бульончик есть, — засуетилась она, пытаясь сбить меня с толку.
— Тётя, я ведь всё равно узнаю.
Женщина строго на меня взглянула, но надолго выдержки не хватило.
— Хорошо, скажу, по большому секрету. Троих разодрали. Двух ребят и девочку.
— Кого? — во рту пересохло от страха.
— Я откуда знаю. Жалко, молоденькие совсем. А теперь пора кушать, а то смотреть страшно. Одни глазки остались.
Я послушно съела пару ложек бульона, запила всё морсом и снова уснула. Сил было еще мало и на долгие бодрствования меня не хватало.
На следующий день я чувствовала себя намного лучше. И пусть ломота в теле и усталость никуда не делись и от одной мысли о прогулке кружилась голова, но по крайней мере веки не тяжелели и спать сильно не хотелось.
— Пап, — широко улыбнулась я отцу, уставшему, но чисто выбритому и причёсанному. — Прости меня.
Он поймал мою ладошку и сжал, хрипло произнеся.
— Никогда не пугай меня так больше. Когда мы нашли вас на берегу. Великие, я решил, что звери и тебя растерзали…
— Я здесь, всё хорошо, — я мягко высвободила руку и нежно погладила отца по щеке. — Ивар спас нас.
— Да, — нахмурился он. — Спас.
Мы молчали некоторое время, пока я не решилась задать следующий вопрос.
— Пап, тётя рассказала о троих погибших… не злись на неё, — тут же поспешно добавила я. — Я её заставила. Она сопротивлялась. Правда.
— Ребят уже не вернуть, — отвернувшись, ответил отец.
— Кто это был?