— Зато есть с кем изменять, не так ли?
Генерал раздраженно отмахнулся:
— С Саттанга заколебешься выбираться. Туда бегут, чтобы просто скрыться. Если тут под расстрел, допустим, идешь — там можно сидеть хоть всю жизнь. Но если переходить к диссиде — ни в коем случае не Саттанг! Только через Тварь и Темный Лес! Маршрут через Саттанг потому и не охраняют толком, что это — тупик! Между Саттангом и диссидой — гравитационная аномалия! Ну вы поймите, это же азы большой навигации… Да, дилетантам кажется, что космос пустой, ходи где хочешь. А вот ни хрена! Где-то ты пройдешь, а где-то затратишь горючки в десять раз больше и будешь идти год четыре сраных парсека! А где-то вообще не войдешь или не выйдешь! За Саттангом пути нет! И сам Саттанг это ноль без палочки! Это место для тех, у кого ни мозгов, ни денег, потому что умный человек хоть на Хилире будет прятаться, лишь бы не на Саттанге! А богатый купит себе другую жизнь и будет жить на Земле! Да не может такого быть…
Я выждала, пока он отшумится, и добила, выложив полную версию.
Генерал Рублев больше не кричал. Он побледнел, широко раскрыл глаза. Потом крепко потер лоб ладонью. Посидел еще немного. Очень тихо и устало спросил, показав подбородком на чип:
— Еще проверять будете?
— Да нет, мне уже все ясно.
— Мне вот тоже. Знаете, я не очень принципиальный, а вы не федеральный агент. Вы уж сделайте вид, что ничего не слышали. Я убью этого мерзавца. У меня много индейцев служит, у которых корни с Саттанга. Они поймут. А им бежать потом на Саттанг — самое оно. Домой вернутся. Богатыми.
— Не стоит, — возразила я.
— Почему?
— Потому что смерть — это слишком благородно для Мимору. А если за дело возьмутся индейцы, то он еще и мучеником будет. Лучше посадить.
— Ага, он в тюрьме со своими замашками королем будет.
— Не будет. Вам знакомо такое имя — Ричард Монро?
— Еще бы. Треть контрабанды через его руки идет.
— Ричард Монро полагает, что вы, например, честный служака. А генерала Мимору он презирает.
— От так вот, — Рублев опешил. — Тогда вы правы. Лучше посадить. Если тут задеты интересы Монро — лучше, конечно, посадить.
Генерал внезапно замолчал. Потом встал, ушел в подсобку. Принес файл, вынул из него титульный лист. Стандартное досье коммандера Люкассена. Генерал повозился, устанавливая лист с фотографией вертикально. Снова ушел. Принес запотевшую бутылку водки, три стакана, черный хлеб. Распечатал бутылку, налил по полстакана. Один поставил к фотографии и накрыл горбушкой черного хлеба. Другой подал мне, третий взял себе. Сглотнул нервно:
— Помянем, Делла.
И залпом опрокинул водку в рот. Я незаметно бросила под язык таблетку и тоже выпила. Мне, конечно, лучше обойтись без алкоголя. Но если с таблетками, а потом быстро промыть желудок — то ничего страшного. Доктор Оршан вообще сказал, что если я разок, сугубо в интересах дела, напьюсь в стельку, не будет ничего, кроме, возможно, аллергии. Но если выпивать часто, спирт в сочетании с лекарствами быстренько прикончит мою печень.
— Лучше пить водку с женщиной, чем еще хоть раз оказаться в одной комнате с Мимору. Не обижайтесь. Водка это все-таки мужское пойло, женщине больше подойдет коньяк или текила… А водка — напиток для мужской неспешной беседы. Но я лучше поведу такую беседу с умной женщиной, чем буду общаться с Мимору. Вы умная женщина, капитан Офелия ван ден Берг. Вам нужна помощь? Я имею в виду, за пределами того, что разрешено формально. Эх… Люкассен был хороший парень. Возил хорошую контрабанду. Хорошо возил. Люди радовались. У нас трудные законы. Человек хочет заработать, а государство ему — нельзя. Тут нельзя, там нельзя, тут сначала заплати за лицензию, а откуда у человека деньги? Да еще проверки бесконечные… У меня под крылом восемнадцать планет. Все, конечно, незарегистрированные или зарегистрированные криво. Люди там живут. Люкассен возил им, возил от них. Все от этого получали копеечку. Ну вот пример. Есть колония. Там торчит какая-то безобидная религиозная община и живет еще куча народу без регистрации. Как они туда забрались — отдельная история, потому что космодрома на самой планете нет, есть только на луне. Нужны лекарства. Заказать официально — а они не могут! У них нет федеральной медицинской службы! Они сектанты, понимаешь ли, не тем концом крестятся… А люди болеют и мрут. Главное, врач-то у них есть. Хороший. Он до того, как в религию ударился, федеральный колледж окончил. А лечить ему нечем. И чего? Да ничего. Достали мне все, что надо. Забил восемь контейнеров. Люкассен повез. О да, заплатили нам за это хорошо. Давно видели натуральные рубины в палец величиной? Ящик таких рубинов. А зачем они этим раскольникам? Камни есть нельзя. Они нам ящик рубинов, мы им восемь контейнеров лекарств. Честно? Вот такую контрабанду Люкассен и возил. Туда хрен сядешь, а челноками не навозишься. Чтоб возить челноками, надо на орбите несколько суток висеть, патрули засекут. Только на корабле, чтоб быстро… Вот он садился. И взлетал. Что я теперь скажу людям? Скотина Мимору угробил человека, который делал вашу жизнь чуть лучше? Взял и пустил в расход! Как, я не знаю, пешку какую… А мне скажут — что ж ты, Рублев, ты же слюни пустил, услыхав, какая доля тебе за этот рейд причитается. Десять процентов, ага. Теперь ни денег, ни хорошего парня, ничего. Да ни хрена не бунтовал Люкассен. Мимору избавился от него как от свидетеля. Чтобы не платить.
Мы выпили еще. С фотографии в личном деле на меня устало смотрел Максимиллиан ван ден Берг. Коммандер Люкассен. Безвременно и глупо погибший князь Сонно. Макс все-таки нашел приключение, стоившее ему жизни.
— Что вы дальше собираетесь делать?
— Сначала пройду по его маршруту. Может быть, удастся узнать, что за груз. Это важно. Потом, конечно, Саттанг. Потому что тела нет, и надо его найти.
— Тяжелая работа. Я созвонюсь с вашим шефом, подумаем, что можно сделать в плане официального оформления. В конце концов, я пну кого-нибудь из родни Макса, пусть шевелятся. Хотя… Я так понимаю, вы это уже сделали?
— Да.
— Понятно… Ладно, подумаем. И вот что. Я поищу для вас проводника. Вы с инородцами как?
— С орками плохо.
— Индеец. Соглашайтесь, не думайте. Саттанг — дурацкая планета. Взять нечего, а проблемы на каждом шагу. А если коснетесь чего сакрального — труба. Без посредника ничего не добьетесь. Если вообще живы останетесь. Индейцы дико серьезно относятся к религии. И вот что. Коменданта базы «Абигайль» я знаю. Мы учились вместе. Ну как вместе — я на два курса старше. Я напишу ему, чтоб к вам отнесся с душой.
— На бумаге, — подсказала я. — А то мало ли. Я отдам бумажное письмо, он с вами свяжется, тогда и скажете.
— Мысль, — согласился генерал. — Вы отсюда когда? Сегодня, завтра?
— Завтра.
— Вас же надо на ночлег устроить?
Я подумала.
— А можно в квартире Люкассена?
— Да не вопрос. Я скажу адъютанту. И чтоб пожрать чего принес. Вы ведь еще посидите со мной? Как же мне тухло, Делла…
Я посидела. Мы выпили еще полторы бутылки. Генерал ушел спать в подсобку, чтобы подчиненные не видели его пьяным. А я была трезвая — таблетки помогли.
Адъютант генерала Рублева отвез меня к офицерскому общежитию, довел до квартиры, открыл дверь.
— Генерал сказал, что вы будете ночевать здесь.
— Вам кажется странным мое решение?
— У меня хорошая память. Я видел ваши фотографии в прессе. Люкассен и вы.
— Вы кому-нибудь об этом говорили?
— Нет. Даже ему.
— И не говорите пока никому. Это тайна. Личная. Увы, Макса больше нет, и сам он свои тайны охранять не может.
— Да, конечно. Вот карточка от дверного замка, — адъютант положил ее под зеркало в прихожей, — и моя визитка. Если что понадобится — в любое время суток. Осматривайтесь. Я заеду за вами завтра в восемь утра.
Я осталась одна. Огляделась. В квартире было тихо и сухо. Есть два вида пустых квартир — сухие и сырые. Оба вида одинаково тоскливые, но пахнет лучше в первых. Мои шаги звучали оскорбительно громко, я разулась и стала ходить босиком. Аккуратист Макс не подвел: даже через четыре месяца его отсутствия пол был чистым. Небольшая кухонька. Макс прекрасно готовил, но для себя одного палец о палец не ударил бы. Минимальный набор кухонной техники, такой же скудный выбор посуды. Все чистое и разложено по местам. Только на подоконнике стоит блестящая пепельница и рядом — пачка сигарет. Открытая. Я заглянула — одиннадцать штук.