В церковь его повели с большой помпой. Двое конвоиров, я и Йен. Я осталась снаружи, поскольку сплоховала, забыв какой-нибудь платок или шарфик на голову — в православный храм нельзя входить простоволосой. Йен заглянул в церковь, через минуту вышел, кивком позвал конвоиров. Еще через минуту он присоединился ко мне.
— А конвоиры?
— Они сами православные, я нарочно их запросил, — сказал Йен. — Васька фанатик, в хорошем смысле, но с такими надо держать ухо востро. Лучше, если его будут охранять парни, кое-что понимающие в его религии. Так что они там остались. Заодно и помолятся.
Напротив входа в церковь нашлась скамеечка, которую мы немедленно и оккупировали. Грело ласковое солнышко, я подставила ему лицо и закрыла глаза.
— Нина усыновила ребенка, — внезапно сказал Йен. — Она тебе еще не писала об этом?
— Нет. Сказала только, что хотела бы.
— Уже. Перед самым моим отлетом.
Йен замолчал, а я поняла, что в его голосе появились новые нотки.
— Как ребенок?
— Нормально. А он же малявка совсем. К тому же Нину знал едва не с рождения. Она дружила с Тори.
— Глупая история вышла. Не могу отделаться от мысли, что ее смерть была не случайной.
— Если ты имеешь в виду, не самоубийство ли это, — нет, точно нет. Я встречался с Тори буквально накануне. Она сама пришла в бюро. Хотела узнать, как сменить фамилию. Боялась, что жертвы Куруги отыграются на ней и ребенке.
— Были основания?
— Да. Ей угрожали.
— А что с той сумасшедшей, которая стреляла?
— Она действительно сумасшедшая. Конечно, с ней работают. Но пока результатов нет. — Йен щелчком сбил крупного жука, упавшего ему на рукав с дерева. — Нина назвала парня Джованни. Джованни Росси.
— Тоже, наверное, музыкантом станет.
— Может быть. Но если сам захочет. Нина его очень любит. Она не станет учить его из-под палки.
На площади перед церквушкой села машина. У меня оборвалось сердце: показалось, что в салоне какой-то крупный мужчина. Очень крупный. Такой же, как Август. Но тут открылись двери, и из машины выпрыгнул бодрый Иноземцев. А крупный мужчина в солдатской форме оказался его водителем. Почему-то я испытала лютое разочарование.
— Вот, нашел, — сказал Иноземцев, подходя к нам и протягивая Йену коробку. — Их сняли с производства, но одна-то штука у меня нашлась. Берите, это же лучше наручников.
Иноземцев принес ошейник-шокер. Такие использовали для транспортировки особо опасных преступников. Потом запретили — были случаи гибели.
— Я подумал: парень у вас спокойный, никуда не побежит. Значит, можно не думать, выгорят ли у него мозги от удара током. А на теле эта штука практически не чувствуется, ничему не мешает, можно сверху надеть свитер с высоким горлом, она и не видна будет. С учетом того, что парень не заставит эту штуку сработать, это будет погуманнее наручников, а?
Йен неспешно рассматривал содержимое коробки.
— Спросим, — сказал он. — У парня свои причуды. А он ведь сам по себе не опасен. Просто гениальный дурак, которого может использовать любой подлец.
— Сколько ему дали-то? — спросил Иноземцев.
— Сотку.
Иноземцев длинно присвистнул.
— Подделывал чипы для банды, которая отправила на тот свет кучу народа, — пояснил Йен. — Я сначала подумал: жестоко как с ним. Он-то сам никого и пальцем не тронул. И даже сдаться хотел. А потом сообразил: его надо держать подальше от соблазнов ради его же блага. Не сможет он жить на свободе. Мозгов много, а воли нет. Это бомба, которая, может, и мечтает о мире во всем мире. Только потом кто-то ее схватит и бросит в толпу. И она взорвется. Просто потому, что это бомба.
Иноземцев слушал, кивал.
— Видал я такого малого. Однажды. Лет двадцать назад. До сих пор сидит на Твари. Поспорил с приятелем, что вскроет любые двери. Сигнализация, охрана — наплевать. Тот и сказал: а слабо оружейный склад? Тому оказалось не слабо. А приятель не дурак, договорился с кем надо. Парень как сообразил, что на него сейчас кражу оружия повесят, сделал ноги. Его поймали. А он же любую дверь откроет. Ну и открыл. Три года его ловили. И мы, и диссида. Они успели первыми, да-да. Сделали за нас работу. Их-то взять проще, чем одного ловкача.
— И как вы его удерживаете в тюрьме? — удивился Йен.
— А! Это как раз проще всего оказалось. По своим каналам вышли на Манилова. Ну, того самого, который КСМ. Сибирских киборгов продавать запрещено, так мы в аренду взяли. Парень уже привык, что за ним повсюду две собаки ходят. Нам еще, как на подбор, красивых псов выдали — чисто белых. Парень их сам моет и вычесывает. Освоил две профессии — дрессировщика и ветеринара…
Иноземцев посмеивался, рассказывая, как они перехитрили взломщика. Йен слушал, поддакивал. Иноземцев обмолвился, что того гения на Твари тоже используют для нужд государства. Ну а чего такого, судебный приговор ведь не означает, что человек и его таланты вовсе не нужны государству.
А я куталась в жакетик, как будто мерзла. И яркий солнечный свет казался мне слишком белым и холодным. Где-то далеко-далеко отсюда, на красивой курортной планете Танире, осталась другая собака-киборг. У нее все хорошо. У нее есть муж, элегантный красавец Брюс, колли с родословной подлинней, чем у большинства звездных принцев. И у нее есть надежный хозяин. Брюса подарили мне — на память, решив, что я хочу вернуться к бывшему мужу. Теперь я возвращаюсь к нему — только чтобы похоронить. А Брюс остался в прошлой жизни.
Нет, я не жалела о принятом решении. Я не выношу лицемерия и притворства. Никакой работы у нас с Августом больше не получилось бы. Можно договориться о том, что это не повторится, — нельзя забыть. Некоторые отношения не нужно выяснять, потому что есть риск выяснить правду. Мне все вокруг твердили, что босс влюблен в меня. А босс держал меня на случай, если придется выбирать меньшее из двух зол. Он не хотел, чтобы в его жизни появилась женщина. И согласен был смириться со мной, потому что к моему присутствию притерпелся.
Конечно, я понимала, что мои тоскливые воспоминания объясняются одним: привычка. Мы три года работали бок о бок. Наше сотрудничество было плотнее, чем иной брак. Даже в командировках я созванивалась и списывалась с боссом по многу раз на дню. А теперь я одна. Мне некому звонить и писать. И, конечно, моя психика задает вопросы: а где, собственно, все то, что для нее стало нормой и обязательной частью жизни? Зато я на собственной шкуре прочувствовала правильность этики босса: никогда не заводи романов на работе. Кончается плохо. Я не заводила, просто обстоятельства сложились так, что я поверила в иллюзию. Иллюзия рассыпалась, а вместе с ней рассыпалась моя жизнь.
Честно говоря, в моих словах, мол, я найду себе место, было слишком много бравады. Да, меня действительно ждали в штабе первого округа. Да, мне уж точно всегда найдется дело на Сонно. В конце концов, у меня есть семья — родители, братья. Мой любимый брат Крис вернулся с того света и стал звездным принцем. Разве я буду лишней в его хозяйстве? Да там работы невпроворот.
Только все это было мне уже неинтересно.
Если бы Макс не погиб…
Если бы Макс не погиб, все было бы иначе.
Но Макса больше нет.
И тех обстоятельств, в которых я могла бы прожить свое горе, тоже нет.
Мне придется начинать все с чистого листа.
— Он точно не сработает просто так? — Князев пощупал горло, скрытое высоким воротом свитера.
Свитер ему выбрала я. Красивый, полосатый, зеленый с бирюзой. Князеву он был дивно к лицу. Кроме того, объемная вязка скрыла его чудовищную худобу.
— Точно, — уверенно сказал Иноземцев. — Только если вы самовольно, без сопровождающего, — он показал на Йена, — удалитесь на пятьдесят километров от базы.
— Да что я там забыл! — пожал плечами Князев. — Я не самый большой любитель лазить по первобытным джунглям. Меня все принимают за негра, а я же русский. У меня отец на Сибири родился.
— А по-русски говорите? — оживился Иноземцев.
— Пф. Конечно! Матом только не ругаюсь, это грех.
— Я вот что подумал. Незачем объяснять всем, что вы осужденный. Поползут ненужные толки… Ошейник не виден, никто и не поймет. Давайте мы скажем, что вы — приглашенный специалист с Сибири? Математик из КСМ, — предложил Иноземцев.