— Как по мне, это даже лучше.
— И вот тебе персональный привет от Кида Тернера, — я положила вторую карточку. — Все материалы, которые на данный момент есть у него.
— Официально или так?
— Официально.
Йен просмотрел.
— Я все это уже видел. Показали для ознакомления, без права использования. Хорошо, что теперь можно использовать. Ты сама это читала?
— Нет еще.
— Потом прочтешь. Курить можно. Значит, смотри, что у нас есть. Есть чип коммандера Люкассена, есть бортжурнал, есть рапорты Рублева и Мимору. Есть бывший заложник Люкассена. И у нас есть триста три пассажира. Есть допросы всех свидетелей, которые видели Макса на Тору и базе «Абигайль». Допросы очень качественные, оснований не доверять им нет. По факту что-то знают заложник и три пассажира. Остальные не присутствовали, когда Люкассен совершил измену, и о мятеже узнали, когда началась перестрелка на борту. Пассажиры твердят, что вообще ничего не поняли, там две трети и не видело, и не слышало ничего. И есть рапорт механиков о состоянии корабля. У него выведены из строя системы бескосмодромной посадки и старта. Намеренно и необратимо. Чип в данный момент у нас, бортжурнал у контрразведки, заложник у военных, свидетели черт знает где. Ты все это прочитаешь сама. Я не хочу сбивать тебя с толку, мне важно знать твое мнение.
— У меня есть мнение, — сказала я. — Сразу. Чип проверяли?
— Да. Нам его, собственно, на дополнительную экспертизу передали. Никаких сомнений.
— Ты помнишь историю с чипами?
— Поэтому я и ждал, пока к расследованию подключитесь вы с Августом. Августа не будет, что ж, справимся сами.
— А без меня ты никак не мог попросить Хуана Антонио?
— Уже. — Йен помолчал. — Он не нашел, к чему придраться. Интуитивно — да, чует подделку. Но и только. Я связался с мастером Вэнем. Он в госпитале. Нашелся неравнодушный человек, оплатил лечение. Два дня назад Вэнь прилетел на Сибирь. Ему предстоит несколько серьезных операций.
— Он ведь слепнуть начал…
— Уже ослеп. Не беда, поправят. Но работать он не может.
Я побарабанила пальцами по столешнице.
— Ты ведь знаешь, кто такой Дмитрий Гаврилович Павлов?
Йен не сумел удержать смешок:
— Догадался. Я даже в госпитале у него был. Вчера. За час до того, как его забрали в операционную. Мне очень хотелось поглядеть, каков он в действительности, без маски.
— Разный. Даже без маски. На Сибири, на Земле — он один. А на Дивайне я увидела его настоящего. До сих пор ужасаюсь: это насколько же безрассудным надо быть, чтобы сунуть свои мозги в управляющий центр Чужих. Но Дима нас спас. Работать он, конечно, не сможет раньше, чем через неделю…
— Больше. Минимум две недели. Похоже, там идет речь уже о замене обеих ног.
— Тогда остается только Князев.
— Дел, ты меня недооцениваешь. И с ним я тоже говорил.
— И?
— Мне нечего предложить ему. Может быть, у разведки есть, чем его соблазнить?
— A-а, так он отказывается.
— Он не отказывается, он просто выше этого. Говорит, это все мирское, о душе надо думать. Целую проповедь мне закатил. Попробуй ты. У меня сложилось мнение, что он тебя уважает куда больше, чем всех остальных, кто работал по банде Бейкеров. Насколько Князев вообще, конечно, способен уважать тех, кто погружен в мирское. Похоже, у него защитная реакция такая, он теперь прячется в свою веру, чтобы его опять не соблазнили, как в прошлый раз.
— Хорошо. Эту проблему я решу. Бортжурнал?
— Подделан.
— Вот так.
— Да, и никто особо этого не скрывает. В материалах все есть.
Я снова постучала пальцами по столу.
— Где заложник?
— В военной тюрьме. Мимору посадил его до окончания следствия. Как важного свидетеля и вероятного соучастника.
— Можешь перевести его в федеральную?
— Уже дал запрос. Ответа пока нет.
— Что за секретный груз должен был доставить Макс?
Йен с деланым удивлением поднял бровь:
— Ты и это знаешь?
— Дик Монро сказал.
— Ах, Дик… Спасибо. Теперь я знаю, кто у нас сливает информацию. Используем. Дел, про этот груз ничего не известно. Его не должно было быть.
— Но…
— Обычная контрабанда. Ее в третьем округе возят все. Есть грузы «честные», это фактически снабжение незарегистрированных колоний. Есть «нечестные», это уже полный криминал даже по понятиям Фронтира… А тут — действительно ничего не известно. Знали двое. Оба погибли в ходе перестрелки на корабле. И все, что удалось найти мне, — единственная обмолвка одного из пассажиров, которому проболтался парень, впоследствии убитый. Утверждают, что застрелил его Макс. В упор. Безоружного.
— Версий две. Либо Макс хотел присвоить груз — в чем я, зная, сколько у него денег и как быстро он вынимает из воздуха еще больше, сомневаюсь, — либо он не хотел брать этот груз.
— Дел, просмотри все, что есть на данный момент.
— На жену Мимору у тебя что-нибудь есть?
— Работаю.
Я встала.
— Пойду изучать.
— Заходи, как будет, чем поделиться.
— И ты звони.
— Ну здравствуй, Василий Князев.
— И тебе не хворать, Делла Берг.
Нас разделял стол в зале для свиданий тюрьмы «Онтакама». Я смотрела на спокойного мулата, он смотрел на меня.
Талантливый, на грани полной гениальности, математик, умелый механик и удивительный раздолбай, Князев отдельно прославился тем, что его выгнал мастер Вэнь, а потом сказал остальным ученикам: будете валять дурака — закончите так же, как Васька. Мастер не ошибся: закончил Князев тюрьмой, и очень быстро. Исключительно по раздолбайству, вернее, слабоволию и склонности подпадать под дурное влияние. Может, это все к лучшему: подумать страшно, чего бы Князев натворил, умей он сам подчинять своей воле других. С его-то мозгами.
— Как тебе тут живется?
— Хреново. Не знаешь, моя бывшая жена вышла замуж?
— Нет. Родила мальчишку, назвала Беном, крестила в католичество.
— Вот зараза.
— Это жизнь, Василий.
— Все хотел спросить: а ты кто по вере?
— Агностик. Но крещеная — в лютеранской церкви.
— Православные с лютеранами ладят. В православии сейчас разрешено даже венчаться с протестантками без перекрещивания.
— Да у меня половина семьи такая, половина — такая… Любимый из моих кузенов — православный поп. Сейчас на Земле. Хочешь, попрошу его навестить тебя?
— Было бы хорошо. Здесь есть священник, но другой веры. Мне бы, конечно, православному батюшке покаяться… А твой как?
— Смотря о ком ты.
— Да с твоим боссом все понятно. Он никогда не женится. Даже на тебе. Хотя ты ему нравишься. Но у него та-акой соперник…
— Он погиб. Я вдова, Василий.
— Сочувствую.
— Спасибо.
Он помолчал.
— Тебе правда важно мое сочувствие?
— Правда.
— Почему?
— Потому что я засадила тебя в эту тюрягу, а ты мне сочувствуешь.
— Думаешь, я еще не совсем пропащий?
— Ты идиот, Василий Князев, но ты не подлец.
— Теперь тебе спасибо. Зачем ты пришла, Делла Берг?
— Чип.
— О-о, нет, не буду. Я дал обет, что больше никогда не прикоснусь к чипам.
Это обнадеживает, подумала я. Если он Йоханссону о духовном задвигал, а со мной — вот так по-простому, значит, есть шанс. Чипы Князева пугают, еще бы, они должны его пугать, он в тюрьму из-за подделки чипов угодил. Но это не повод совсем отрешиться от всего земного и потерять надежду. Йен просто не был похож на человека, с которым может связывать какие-то надежды раскаявшийся грешник. Йен слишком похож на следователя, на что с ним надеяться, кроме нового срока…
Я подалась вперед:
— Василий, когда на суде тебя обвинили в убийстве Соломона Герхарда, мы доказали, что ты ничего не знал. Помнишь?
— Ну.
— Макса обвинили в измене Родине. И мне важно знать, как он умер. Федералы твердят, что чип не подделан. Я хочу знать твое мнение.
— Нет, Делла Берг. Прости.
Так. Деньги ему сулить бессмысленно, он их теперь боится не меньше, чем чипов. Да и тратиться заключенному особо не на что.