— Что я могу для тебя сделать?
— А что ты можешь? — буркнул он уныло.
Я выдержала паузу.
— Ты хотел сказать, что может разведка?
— А ты оттуда?
— Капитан тактической разведки Офелия ван ден Берг.
— Иди ты. Хорошее имя, кстати. Мученицу одну так звали.
Мулат помолчал. Его пальцы выстукивали задумчивую дробь по краю переговорного стола.
— А знаешь, Делла Берг, есть у меня мечта. Хочу иконы научиться писать. Наши, православные. Но для этого надо жить в монастыре.
— Хочешь постричься в монахи?
— Хочу веры живой. Устал я от света. Одни соблазны. Хочу в монастыре встать лицом к лицу со своими грехами.
Ну-у, началось, вот и обещанная защитная реакция. Нет, я не имею ничего против, если ты это серьезно, но сначала, Вася, ты нужен мне.
А там поглядим, нужен ли тебе монастырь.
— Я скажу на днях, что могу для тебя сделать.
— Я буду ждать.
— Как договаривались, Василий Князев.
— Спасибо за то, что попросила батюшку. Приходил. И так мне на душе легко сделалось, аж слезы потекли.
— Насчет мечты не передумал?
— Какое там, еще больше стремлюсь. А ты?..
— Венера, Свято-Успенский монастырь в Калязине-Новом.
Мулат широко раскрыл глаза, потом нервно хихикнул.
— И что, меня туда прямо так возьмут?
— Там много таких, как ты. Грешников, которые идут спасать душу.
— А иконопись?
— Крупнейшая мастерская в Солнечной системе.
Князев помотал головой.
— Не верится, чтоб все было так просто.
— Просто, Василий, теперь не будет никогда. Ты же в монастырь собрался, это что, по-твоему, шуточки?
Князев быстро закивал.
— Я знаю, знаю… Но для меня это… Это служение, понимаешь? Это радость.
— Дорога к радости тоже не будет простой.
Он опустил глаза, набрал побольше воздуха и выдохнул:
— Слушаю.
— Ты подпишешь договор о сотрудничестве. Разведка и контрразведка. И выполнишь его. Попутно с тобой будут работать психологи. Потом тебя переведут на поселение в Дмитров-Новый, в ста километрах от монастыря. В поселении есть православные храмы. Через полгода безупречного поведения тебе разрешат поездки в монастырь. Если выдержишь два года, тебя проведут по амнистии, и ты сможешь стать послушником. А там — как обычно по монастырскому уставу.
— Я смотрю, ты уверена, что чип подделан. Иначе не обещала бы так смело.
— Я уверена, что Макс не мог стать изменником.
— Ладно, Делла Берг, договорились.
Уверена, по моему лицу ничего прочесть было нельзя, но Князев, видимо, готовился внутренне, что я удивлюсь — как легко он согласился, — а может, просто хотел выговориться.
— Мне батюшка все объяснил насчет обета моего. Сказал — если ради спасения другого человека, то можно. А для выгоды нельзя. Твой, конечно, погиб, но память обелить надо, тоже, если разобраться, спасение. Ибо всякое разоблачение лжи есть дело праведное.
Честное слово, я на батюшку не давила. Я просто в общих чертах описала ему проблему, и мы сошлись на том, что, в первую очередь, для самого Князева так будет лучше.
— Тогда жди. Завтра тебя переведут в изолятор Агентства федеральной безопасности. И будем работать.
— Будем. Раз ты со мной честно, то и за меня не тревожься: я не подведу.
— Ох ничего себе у вас тут оборудование! — Князев восхищенно оглядел лабораторию.
— Снимите с него наручники, — приказал Йен Йоханссон.
Князева освободили. Конвоиры удалились за дверь. В помещении остались Йен, я и Кид Тернер. Князев уселся за терминал, скомандовал:
— Заряжай.
Йен ввел чип в прорезь сканера.
— Ну? — спросил Князев, только глянув на первые строки кода. — Йен, ты меня совсем за идиота держишь?
— Проверка оборудования, — ответил тот и заменил чип на настоящий.
По монитору потекли столбцы цифр и символов. Василий отрешился от мира, глаза вспыхнули. Мы молчали и ждали. Князев вызывал и убирал дополнительные виртуальные мониторы, колдовал над клавиатурой. Я принесла Йену и Киду кофе, а себе и Князеву — чай с сахаром. Он кивнул не глядя, нащупал кружку, глотнул.
Через полчаса он остановил воспроизведение, выведя на большой монитор кусок кода. Чуткие пальцы потерли виски. Еще через десять минут Князев издал довольный возглас и выделил ядовито-красной подсветкой несколько строк.
— Подделка, — изрек он устало.
— То есть носитель чипа умер не так, как зафиксировано?
— Этого я не знаю. Просто информация, которая должна поступать в хронологическом порядке, писалась одновременно и в порядке нарастания размера файла, а при естественной записи так не бывает. Хотя сделано качественно. Я в свое время делал хуже. Вам как, полная экспертиза нужна?
— Сейчас я позову нашего программиста, — сказал Йен. — Составите рапорт под двумя подписями.
— Иди ты, — восхитился Князев. — Значит, меня как эксперта укажете?
— Ну раз ты эксперт, то укажем, конечно, — согласился Йен.
— Ничего, что я в программировании — самоучка?
— Главное, что подделку нашел, — резонно заметил Йен.
А Кид Тернер подсел к терминалу и уставился на код.
Сутки спустя мы сидели в университетской лаборатории связи на факультете разведки. Я, Йен, Кид Тернер. У всех были красные от недосыпа глаза. Но позволить себе отдых мы не могли: промедление сейчас было опасно.
Князев и федеральный программист завершили экспертизу. Результаты превзошли все ожидания. Индивидуальный чип, хранивший информацию о Максиме Люкассене, оказался стопроцентной фальшивкой. То есть данные не просто отредактировали — их сочинили.
— Что у нас есть, — говорил Кид Тернер. — У нас есть человек, который якобы видел труп Люкассена. Свои слова он подтверждает тем, что снял чип. Чип фальшивый. Значит, нет ни одного доказательства, что труп Люкассена видел хоть кто-то. Кроме того, у нас есть бортжурнал, который тоже подвергся более значительной редактуре, чем мы ожидали. Редактура затронула практически весь период от Тору-2 до «Кромвеля».
— Прямо даже жалко отпускать Князева в монастырь, — негромко сказал Йен. — Такой специалист.
— Чего сразу — жалко? — удивился Кид. — Это обычный православный монастырь, без каких-то особых запретов на сношения с внешним миром. Тебе даже проще будет, потому что все вопросы решаются через игумена. Игумен там договороспособный, иначе мне не удалось бы условиться насчет Князева так быстро.
— Интересные у тебя связи, — обронил Йен.
— У тебя они, представь себе, тоже есть. Вообще у всех есть. Этими вопросами занимается небезызвестный многим Скотт Маккинби-младший. Да, католик. Но как оказалось, хороший дипломат. Он и помог.
— Давайте не отвлекаться, — попросила я. — Итак, мы ничего не можем утверждать. У нас есть только два неоспоримых факта. Люкассен прибыл на Тору-2, где взял людей, и останавливался на базе «Абигайль», где его видел комендант. Мы не можем утверждать, что люди, прибывшие на базу «Кромвель», — те же самые, какие улетали с Тору-2. Мы не можем утверждать, что Люкассен был на Саттанге. Мы не можем утверждать, что на борту был мятеж вследствие измены коммандера.
— Мы даже не можем утверждать, что он мертв, — обронил Йен. — Трупа-то нет.
— Ну да, формально он пропал без вести. Кроме того, без вести пропали навигатор Ида Рафферти, индейцы Кер и Санта.
— Я запросил «черный ящик» с корабля, — вставил Кид Тернер.
— Почему это не было сделано раньше? — спросил Йен.
— Не было оснований. Заключение о подделке бортжурнала я получил только вчера. Себя вини в задержке.
— И еще у нас есть свидетели. Заложник, — напомнила я. — И пассажиры.
— Уже нет, — ответил Йен. — Заложник убит при попытке к бегству. Мимору сообщил, что приказал переправить задержанного в мое распоряжение, а тот решил, что это хороший момент для побега. Был убит. Фактически, случайно: конвоир стрелял на предупреждение, пуля срикошетировала и пробила левую почку. Мужика можно было спасти, если бы отыскался врач. Врача под рукой не было, а пока раненого довезли до госпиталя, он скончался.