— «Откуда мыши?» — заговорил он голосом мудрого ворона. — «Никак с солнца свалились?». Погнался Куркыль за мышами, но те бегали быстрее, а когда ворон подымался в воздух, тут же прятались в горах. Надел тогда Куркыль лыжи и погнался снова за мышами. Там, где проносился Куркыль оставались русла рек, заполняющиеся водой, там, где он останавливался, в земле появлялись озера. Никак не мог догнать мышей. Разозлился тогда Куркыль, начал прыгать, бушевать, трясти землю…
Элгар заметил, что Омрын перестал следовать традиционной легенде о сотворении мира и выдумывал продолжение сам.
— Потревожила земля сокрытое под ней ночное небо, упали звезды, опустились в недра земли, в пещеры, расщелины и на морское дно. Стали кэле — губителями живого. Раскачалось ночное небо, подтолкнуло дневное и закружились они, сменяя друг друга. А ворон все ловит и ловит мышей, сотрясая землю. Да где ему? Разве от собственных следов уйдешь?
Кавралин закончил рассказ и слушатели стали громко восхищаться, выпрашивая продолжение. О том, как Куркыль ходил свататься к лебедям, как наконец-то нашел себе подходящую супругу и вместе с ней породил настоящих людей. Элгару история понравилась, особенно запомнились звезды, превратившиеся в кэле. Юноша попробовал представить, что чувствует падающая звезда и его охватила необъяснимая грусть.
— Расскажи про войну с таньгу, — послышались новые просьбы.
— Про то, как собаки сбежали на запад!
После громкого замечания Умки никто не отваживался напрямую просить рассказать про Якунина, но люди хотели слушать истории о войнах и героических подвигах.
— Выпросят все-таки, — нахмурился Умка и громко крикнул. — Ну, Омрын, расскажи нам про Якунина, истребителя людей!
Кавралин вздрогнул, сжал кулаки и до того стиснул зубы, что задрожал подбородок. Эта перемена поразила Элгара, хотя длилась всего несколько мгновений. Омрын овладел собой и начал новый рассказ:
— Жила-была девочка по имени Гынкы-нэут. Вернулась она как-то домой и увидела, что в яранге закрыто дымовое отверстие. Заглянула туда и увидела собак. Собаки плясали вокруг огня и выли. Девочка позвала на помощь — люди прибежали и стали колотить собак. Убежали собаки на западную сторону, стали народом.
— Идем, — сказал Умка и направился прочь из полога. — Я спать хочу.
***
— Ну что, лисенок, посмотрел на шамана? — спросил Умка.
Элгар открыл глаза. Он уже успел задремать. Старый медведь лежал рядом, положив громадные руки под голову. Ничто в нем не напоминало молодость, о которой говорил Иный. Лицо, изборожденное морщинами и шрамами, было спокойно, но Элгар достаточно давно знал старика, чтобы понять: он был взволновал пророчеством шамана.
— Те девушки… я не заметил, откуда они появились, — смущенно сказал Элгар.
— Это жены шамана, не смей притрагиваться к ним, — предупредил Умка. — Иный стар, но своего не упустит.
— Почему он взял дурную воду?
— Старикам вроде него яд уже не страшен, зато утоляет жажду.
— Разве он хочет пить? — удивился Элгар. Ему, как и всем, выросшим среди снегов, была непонятна потребность в воде.
— Хочет, но не воды, — хмыкнул старик. — Его тело уже свое отжило, но душа голодает. Иный всегда был таким, сколько я себя помню. Думаю, он меня переживет.
Повисло долгое, тягостное молчание.
— Когда он увидел меня… — начал Элгар.
— Знать не желаю.
— Но…
— Ты оглох? Я не желаю знать.
— Почему Омрын не хочет рассказывать про Якунина? — Элгар сменил тему.
Старик хмыкнул.
— А с чего ты взял, что не хочет?
— Он разозлился, когда услышал, что ты просишь эту сказку, — сказал юноша. — Омрын ведь помнит войну с таньгу? Я знаю, что он старше, чем выглядит.
— Ты стал наблюдательным, — похвалил Умка.
— Расскажи мне…
— Не буду, — буркнул старик и перевернулся на другой бок.
Элгар почувствовал несвойственное ему раздражение.
— Как хочешь, — согласился он. — Только мне кажется, что все, кроме меня, про вашу с Омрыном вражду знают.
— Наверное, так и есть, — после долгого молчания сказал Умка. — Но сегодня не расскажу. Может быть, в другой раз. Напомнишь мне.
Он протяжно зевнул.
— Хватит болтать, — проворчал великан. — Нет никого хуже болтуна.
Умка перевернулся на спину и закрыл глаза. Он притворялся, что спит. Элгар знал, что старик засыпал тяжело и всегда мучился страшными снами.
«Что ты видишь, когда уходишь в мир снов? — подумал юноша, глядя на своего наставника. — Что заставляет бесстрашного воина вздрагивать и шептать во сне?»
Элгар прикрыл глаза и дал усталости затянуть себя в зыбкий сон.
Глава 3
Стены снежного дома искрились в лучах дневного света. Для вождя и его семьи жилье строили несколько человек, их иглу всегда было больше и красивее других.
Инира любила спать в просторном, хорошо проветренном помещении. В ее доме не было вечно шумящей толпы родственников, никто не спорил за удобное место для сна, не толкался ночью и не будил громким храпом или детским криком. Можно было подолгу лежать утром и предаваться мечтам о приближающемся беззаботном лете.
Ветерок проник сквозь отверстие в потолке, неприятно кольнул холодом кожу, но девушка только улыбнулась. Инира откинула одеяло и потянулась, прогоняя остатки сна. Сегодня она спала непозволительно долго — проступок, за который другая женщина понесла бы серьезное наказание. Но Инира пользовалась среди соплеменников особым положением. Она была сестрой вождя, и всюду ее окружали почитание и суеверный страх. С тех пор, как ее брат впервые взял в руки копье и победил в поединке, она не знала нужды или тяжелой работы. Инира плохо помнила первые годы жизни, брат рассказывал, что тогда они часто голодали и не могли рассчитывать на помощь, но теперь такое было сложно себе даже представить.
Впрочем, ее положение в племени редко занимало мысли Иниры. В этом году на щеку девушки нанесли татуировку — знак того, что она достигла брачного возраста. Инира пыталась представить себя женой удачливого, опытного охотника Анурята или силача Оки, но образы всех мужчин меркли, стоило сравнить их с братом.
Молодой вождь был необычайно красив и невероятно силен, самой природой он был создан, чтобы править племенем. Инира росла, греясь в лучах этого живого солнца, и его свет затмил для нее весь мир. Девушка не могла восхищаться другими людьми. Мужчины тоже не стремились завоевать внимание красавицы: она была окружена ореолом беды и многие не могли забыть мрачные обстоятельства ее рождения. Поэтому хотя уже наступила весна, Инира была далека от того, чтобы принять решение…