На хатцугама мы сидели длинным рядом по периметру большой комнаты, и один из посетителей начал от гостя к гостю передавать весьма оригинальную чашку, похожую на шарик для гольфа или на гриб. Ни в коем случае нельзя было пропустить чашку, следовало выпить все, что в ней было. «Как весело!» – подумала я и, когда чашка дошла до меня, одним глотком осушила ее.
Это оказалось ужасно. Я никогда не пробовала ничего столь отвратительного. Казалось, меня сейчас вырвет. Наверное, мое лицо отразило мои чувства, потому что госпожа Кайоко Сен, жена предыдущего директора Чайной школы Урасенке, всегда хорошо ко мне относившаяся, рассмеялась и сказала:
– Что случилось, Мине-тян? Тебе не нравится сакэ?
САКЭ? Поначалу я скривилась, а потом запаниковала. Я нарушила закон! О господи, а что, если меня арестуют? Отец внушил мне такой страх перед законом, что я была в ужасе от совершенного преступления. Но что было делать? Чашка снова вернулась ко мне, и, казалось, никто и не думает о том, что это неправильно. Мне не хотелось устраивать сцену перед этими важными людьми, так что я задержала дыхание и снова проглотила все, что в ней было. До конца вечеринки я выпила еще очень много сакэ.
Почувствовав себя странно, я постаралась как следует протанцевать свои танцы. Вечером я посетила обычное количество банкетов и прошла через все нормально. Но как только я вернулась домой и вошла в вестибюль окия, я упала. Все обитатели окия засуетились, помогли мне раздеться и уложили на футон.
На следующий день я проснулась в шесть утра, как всегда, и меня тут же окутало невообразимое чувство стыда и ненависти к себе. «Что я наделала прошлой ночью?» – подумала я, ибо не помнила ничего, что происходило после того, как ушла из чайной школы, не помнила ничего об озашики, на которых была вечером.
Мне захотелось уползти куда-нибудь и умереть, но мне нужно было вставать и идти на урок. Я не только нарушила закон, но и позорно себя вела. Для меня этого оказалось многовато. Мне не хотелось никого видеть.
Я заставила себя пойти на урок. Я занималась со старшей учительницей, но была уверена, что все смотрят на меня и хихикают. Я чувствовала себя не в своей тарелке, попросила освобождения от остальных занятий и вернулась в окия. Пройдя в свою комнату, я сразу же залезла в шкаф. Там я повторяла, как мантру: «Мне так жаль. Простите меня. Я больше так не буду».
Я уже очень давно не приближалась к шкафу, но тогда просидела в нем целый день. В конце концов я вылезла оттуда, когда пришло время одеваться на работу.
Тогда я последний раз позволила себе побыть в убежище своего детства. Больше я никогда так не поступала.
Я часто думаю о том, почему я тогда так жестко к себе относилась. Наверное, это было связано с моим отцом. С постоянным ощущением собственного одиночества. Я свято верила в то, что самодисциплина дает ответы на все вопросы и подсказывает выход из любой ситуации.
Я верила, что самодисциплина была ключом и к красоте тоже.
26
После того как я больше двух лет пробыла майко, пришло время для моего мизуагэ – церемонии, отмечающей повышение этого статуса. Майко пять раз меняет свою прическу, символизирующую каждый шаг, ведущий к становлению гейко. На церемонии мизуагэ пучок волос на макушке символически стригут, чтобы более взрослой прической обозначить переход от девочки к молодой женщине.
Я спросила маму Масако, надо ли мне просить своих клиентов оплатить стоимость мизуагэ.
– О чем ты говоришь? – рассмеялась она. – Я растила тебя независимой женщиной. Нам не нужна в этом помощь мужчин. Окия прекрасно может обо всем позаботиться.
Мама Масако была очень осторожна с деньгами. И я, несмотря на то что совершенно ничего не понимала в этом, хотела внести свой вклад.
– А что мне тогда делать? – спросила я.
– Не так уж много. Тебе нужно сделать новую прическу. После я проведу церемонию саказуки, чтобы отметить это событие и подарить подарки всем, кому следует, включая и те маленькие сладости, которые так расстроили тебя в четырнадцать лет.
Моя церемония мизуагэ состоялась в октябре 1967 года, когда мне исполнилось семнадцать лет. Мы нанесли традиционные визиты, чтобы сообщить об этом и подарить подарки всем, с кем имели связи в Гион Кобу.
Я распрощалась с прической варешинобу, которую носила последние два года и стала носить прическу в стиле офуку, как положено взрослой майко. Существовало еще два стиля прически, которые мне нужно было носить в некоторых особых случаях: якко – когда я была в традиционном кимоно, и катцуяма – месяц до и месяц после фестиваля Гион, проводящегося в июле.
Смена прически говорила о том, что я вошла в последний период своего пребывания майко. Мои постоянные клиенты восприняли это как сигнал того, что я становлюсь невестой, и начали заваливать меня предложениями (конечно, не от себя), сватая меня для своих сыновей и внуков.
Гейко Гион Кобу считаются завидными невестами для богатых и влиятельных мужчин. Для них нет более красивых и умных хозяек, особенно если глава дома дипломат или бизнесмен. Кроме того, гейко приносит с собой огромные связи, которые складываются на протяжении всей ее карьеры, что может быть очень полезно для молодого человека.
С точки зрения гейко, ей нужен партнер, который так же интересен, как и те мужчины, которых она встречает каждый вечер. Большинство гейко не испытывают желания покидать привычную атмосферу блеска и свободы ради существования с мужем – представителем среднего класса. Кроме того, они привыкают иметь много денег. Я знаю случаи, когда работающая гейко выходила замуж по любви и фактически содержала мужа. Семейные отношения редко складывались у них удачно.
Вы спросите: а как насчет женщин, которые были любовницами женатых мужчин? Как вам сказать... Существует старинная, классическая сказка, повествующая о жене, лежащей на смертном одре и призывающей к себе гейко, чтобы со слезами на глазах поблагодарить за заботу о муже. Потом, когда жена умирает, гейко становится второй женой. И они с мужем живут долго и счастливо.
Однако в реальной жизни такое происходит крайне редко.
Я помню одну особенно волнующую историю. Две гейко были любовницами одного муж– чины – богатого торговца сакэ. Обе они решили однажды нанести визит его жене, чтобы убедить ту дать мужу развод. Поставленный перед неразрешимой дилеммой, мужчина покончил жизнь самоубийством.
Я получила больше десятка серьезных предложений от клиентов, просивших, чтобы я оценила их сына или внука в качестве потенциального мужа, но без раздумий всем им отказала. Мне только что исполнилось восемнадцать, и я не могла всерьез думать о замужестве. Прежде всего, потому, что не могла представить себе жизнь, в которой я не смогу танцевать.
На протяжении последующих лет я встречалась со многими молодыми мужчинами. Я привыкла к мужской компании, но подходящие мне по возрасту юноши казались скучными и занудными. После кино и чашки чаю я не могла дождаться, когда же вернусь домой.
После обряда мизуагэ следующий важный поворот в жизни манко – это церемония эрикае, или «превращение воротника». Это происходит, когда майко меняет красный вышитый воротник «ребенка» на белый воротник взрослой гейко. Как правило, все случается приблизительно в двадцатилетнем возрасте. После этого гейко обязана сама справляться со всеми своими проблемами.
Я хотела провести эрикае на свой двадцатый день рождения (в 1969 году). Но в Осаке на следующий год была запланирована Международная выставка, и власти запросили так много майко, как только возможно, чтобы развлекать огромное количество собирающихся приехать сановников. Соответственно, они попросили Кабукай о поддержке, а Кабукай обратился к нам с просьбой подождать со становлением гейко еще один год.