Юрий Васильевич рванул обратно в город. Заехал к Александре, у него был свой ключ, но ее там не было. Значит, завела нового любовника или жениха. «Но для женщины прошлого нет, разлюбила, и стал ей чужой». Он прослушал автоответчик. Одна запись его насторожила. Молодой мужской голос говорил, что скучает и хочет ее видеть. И еще сказал, что жить без нее не может, что они должны быть вместе. Ковальчук всегда подозревал, что у этой кошки он не единственный.
Похититель включил свет, прошелся по квартире.
Легкий слой пыли на полу и лакированных поверхностях свидетельствовал, что хозяйка здесь давно не появлялась. Значит, с дачи она сюда не заезжала, позвонила кому-то из этих воркующих голосов и отправилась прямо туда. Сколько пробудет, неизвестно. Это равносильно катастрофе. Вот уж не думал, что обыкновенная бабья стервозность станет всему виной. Она должна была дождаться его возвращения. Холодильник набит продуктами, чего еще нужно?!
Он вернулся к себе домой уже в четвертом часу. Не раздеваясь, лег спать, проснувшись без двадцати десять. И снова все всплыло. Вчерашние угрозы, гонка по Москве. Зазвонил телефон. Юрий Васильевич схватил трубку в надежде, что звонит Александра, но хрипловатый мужской голос с неприязнью произнес:
— Ты не забыл? У тебя осталось полтора дня!
Слова обожгли нервы, он хотел снова остановить неизвестного судию, заговорить с ним, но трубку опять бросили.
Юрий Васильевич помчался к Александре, но дома она не появлялась. Он просидел у нее два с половиной часа и уехал, названивая каждые полчаса, но все бесполезно. Срок истекал к вечеру завтрашнего дня. Можно заявить в милицию, обзвонить знакомых, кто связан с органами. Но они все равно не будут охранять его дачу, а вот когда она сгорит, они примут его заявление к сведению. То же и с машиной. И с квартирой. И с его жизнью. Когда его убьют, они начнут расследование. Что это ему даст, кроме неприятностей и головной боли?.. Ничего.
Ковальчук навестил мать. Она сидела на кухне и смотрела в окно, выходившее во двор.
— Мне никто не звонил? — едва увидев ее, спросил он.
— А я днем не подхожу к телефону, — ответила она.
— А если бы я решил позвонить?! Если бы я позвонил?! — возмутился он.
— Чего звонить-то? — ковыряясь спичкой в зубах, ворчливо отозвалась она. — Хочешь мать увидеть, заезжай. Не хочешь — и звонить не надо.
— Но мне могли звонить, мне! — выкрикнул он.
— У тебя свой телефон есть.
— Дура! — вне себя завизжал Юрий Васильевич. — Из ума уже выжила!
Мать не ответила, продолжая смотреть в окно. Сын потоптался на месте и, обреченно махнув рукой, ушел.
Он позорно бежал вечером следующего дня. Сдал билеты до Лос-Анджелеса, купил один до Кургана и улетел. Там в областной драме главным режиссером работал его старый приятель, который, приезжая в Москву, всегда останавливался у него. Он нагрянул к нему как снег на голову. Они выпили водки, и Юрий Васильевич вскоре стал репетировать главную роль в пьесе Нила Саймона. Молоденькая актриса, приехавшая лишь осенью в театр, быстро пригребла его к себе, и жизнь потекла обычным чередом.
Он попросил приятеля сдать свою квартиру за двести долларов приезжим. Сначала на два месяца, потом еще на три. Как-то позвонил Александре, но по телефону ответили, что такая здесь не живет. И он не стал больше звонить.
Когда в актерской хмельной компании возникали разговоры о бизнесе, Юрий Васильевич на мгновение оживал и загадочно изрекал:
— Бизнес — это не простое дело! Это весьма тонкая материя и порой очень опасная! Вы себе даже не представляете, какая опасная!
С ним не спорили. А он больше не продолжал, попыхивая сигареткой и прихлебывая водку с томатным соком. Актеры любили «Кровавую Мэри».
Как-то сидя у главного в кабинете — он разговаривал по телефону с Министерством культуры, — Юрий Васильевич от нечего делать уставился в телевизор, где показывали сюжет из Парижа о выходе там книги-альбома известного русского фотохудожника, лауреата всяких Гран-при. Показали картинку, где герой прогуливался по Елисейским Полям, и лицо фотографа вдруг показалось Ковальчуку знакомым. Неожиданно в кадре появились двое детей фоторепортера и жена. Один из них был актеру незнаком, а вот другой заставил его вздрогнуть: на него с экрана смотрел Саша Смирнов, сын Александры, которого Юрий Васильевич хотел пристроить в богатую американскую семью. Теперь бедный сирота бегал по Елисейским Полям, хохотал во весь голос, а папа его ловил в кадре. Заговорил сам фотограф, держа мальчика на руках и рассказывая, что скоро открывается персональная выставка его фоторабот в Париже и он надеется, что она не пройдет бесследно для сердец простых французов.