Блэк сбавил шаг, когда заметил наивность и восхищение в больших глазах своей спутницы.
- Эй, Солнце, - он взял её ладонь в свою. – Не отставай, ладно? Тут полно типов, жадно зыркающих в сторону красивых девчонок. Держись меня.
- Хорошо, - Марлин покрепче ухватилась за его руку и украдкой растянула губы в крошечную улыбку. Она привыкла к своему «солнечному» прозвищу, которым её именовал только Сириус, но то, что он считает её красивой… сегодня довелось услышать впервые. Нужно не допустить, чтобы он увидел, какое впечатление на неё произвело это открытие. – Куда мы теперь?
- Ты же хотела в «Луна-парк», нет?
- Хотеть – не всегда мочь, Сириус, - замялась блондинка. – У меня нет с собой ровным счётом ничего, ни одного кната, не то, что галеона.
- А галеоны тут и не понадобятся. Тут нужны вот эти бумажки, - он сунул руку в карман рваных чёрных джинсов, с пояса которых свешивалась закруглённая серебряная цепочка и равномерно покачивалась, стукая его по правой ноге при ходьбе, и достал порядка восьмисот долларов. – Я привёз тебя, мне и развлекать.
- Не очень-то удобно, знаешь ли, так висеть на твоей шее.
- Неудобно, Солнце, превосходно колдовать палочкой, когда она зажата в пальцах ноги. А всё остальное – пустяки!
МакКинон рассмеялась.
- Что ж, как скажешь, Блэк. А ты пробовал?
- Что пробовал? А, это! Ещё бы! Естественно.
Всё время, длящееся до вечера, они оставили на резвых, знаменитых аттракционах.В частности, на американских горках. Туда Марлин затаскивала ещё более бледного, чем обычно, Сириуса три раза. Кругом было полно народа: от детей, подростков и обыкновенных взрослых неволшебников до странно одетых малых. Хипстеров, как пояснил Блэк.
К обеду, когда солнце уже совсем нещадно начало палить, Марлин стащила с себя не то, что замшевую куртку, но и тёплый свитер. Последний она долго не хотела стягивать. Сириусу пришлось долго её уговаривать, он даже был вынужден начать жестокие подшучивания. И тогда МакКинон сдалась.
- Давай, громче, дорогой! – злая девушка, вся красная или от жары, или от смущения, сердито сжала пухлые губы и отвернулась.
Сириус, уже давно избавившийся от верхней одежды, стоял перед ней в одной белой майке с глубокими разрезами под руками, демонстрирующими темные татуировки на его руках и теле, и громко ржал, схватившись за голову.
- А я и не знал, что ты спишь в такой прелести! – указывал парень на медвежонка с сердечком в лапах, который был изображен на её голубой футболке. – А то бы давно заглянул в вашу спальню.
Марлин тоже не выдержала и прыснула.
- Дурак!
Потом Блэк заставил снятую одежду исчезнуть,и они продолжили отлично проводить время. Пообедали хот-догами и колой, купили свежие фрукты прямо у уличного торговца. Лакомились освежающим мороженым. А стоило начать такому необычному для весны зною постепенно сходить на нет, ребята заглянули в небольшой сувенирный магазинчик на окраине парка.
Там Марлин присмотрела серёжки в форме маленьких ракушек, но не решилась сказать об этом Сириусу. Всё-таки это было бы неприлично. Оставалось лишь грустно вздыхать и любоваться молочно-кремовыми изящными загнутыми формами.
- И эти, пожалуйста.
- Что? – отвлеклась Марлин, стоило Блэку оказаться рядом.
- Серьги эти тоже, говорю, берём, - просто пояснил он.
- Не надо, - потупила взгляд блондинка. – Ни к чему это.
- Они же тебе понравились, слепой бы не увидел, как сильно.
- И всё же, - с вызовом сказала Марин. – Мне не нужно делать подарков.
Сириус озадаченно почесал затылок.
- Интересная вы особа, мисс МакКинон. В лучший наряд не влезли, когда вышли меня встречать, собирались весь день голодать, подарков не принимаете… Вы такая первая девушка, с которой я имел счастье общаться. Другим подавай цветочки и дорогие цацки. А тут такая малость, как ракушки.
Марлин сделала вид, что не услышала сравнения с бесконечным множеством блэковских подружек, и с гордостью ответила:
- Вот именно – малость. Я на побережье наберу столько, сколько мне нужно, а Алиса поможет сделать серёжки.
А потом она сняла свои собственные золотые серьги и спросила у продавца, сможет ли он обменять их на красивый браслет с красной бусиной, сделанный из коричневой кожи.
Блэк приоткрыл в ошеломлении губы. Старик за прилавком тоже обомлел.
- Зачем, Марлин? – тихо спросил Сириус.
- Хочу подарить его Джеймсу. У него же День рождения завтра, а я так ничего и не придумала.
- Это же твоей бабушки серьги, - не понимал он. – Давай, я его куплю?
- Нет, Сириус, - ей всё же удалось уговорить продавца-мужчину на неравноценный обмен. - Капитан нашей сборной - мой хороший друг, и я хочу подтвердить это не только словом, но и делом.
Блэк сместил глаза в бок. Он уловил задуманный упрёк.
Девушка взяла аккуратный бордовый свёрток, поблагодарила и вышла на вечернюю, с зажигающуюся фонарями и вывесками площадку, являющую живописный вид на «Колесо чудес».
Через мгновение к ней присоединился и Сириус. И они, как ни в чём не бывало, продолжили прогулку по именитому парку развлечений.
- Чего бы тебе хотелось перед ужином? – подал голос после двухминутного молчания Блэк.
– Давай, я принимаю любые варианты. Даже сумасшедшие старые горки, - он опасался, что теперь своими выходками обидел ещё и Марлин.
- Не, горки как-то наскучили, - живо откликнулась девушка, и ему сразу стало лучше. Хотя мысли о том, что она о чём-то догадалась, оставались. – Собственно, мы перепробовали на этом полуострове почти всё.
- Ну, мы ещё не купались в Атлантическом океане.
МакКинон уже хотела смерить Блэка осуждающим взглядом, как вдруг зацепилась им за колесо обозрения.
- Эй, а ведь мы чуть было не пропустили самое важное, - задумчиво заговорила она, намеренно взывая к его любопытству.
- К чему ты ведёшь, Солнце? Я на всё согласен.
- Тогда вперёд к «Колесу чудес», на всё согласный.
Блэк ухмыльнулся.
- Сию минуту, мадам, только пробью наши билеты, - он дурашливо поклонился. – А вы пока оденьтесь, а то вечереет, холодает, - вызвав из воздуха куртку, Сириус кинул её девушке и зашагал за билетами.
Несколькими минутами спустя, когда за ними закрылась на цепочку кабинка и колесо плавно начало движение, Сириус вновь ощутил странную, непонятную тоску. Его что-то опять тянуло, влекло. Словно ощущение, будто вновь нужно куда-то уехать, сбежать. А дело было в сидящей напротив него девушке. Что-то было такое в Марлин, что не давало ему покоя. Какая-то неведомая пугающая сила. Эта девушка могла заставить его чувствовать себя виноватым, а это мало кому было подвластно. Даже у саркастичного и умеющего подбирать правильные выражения Ремуса на призыв его совести и моральных качеств уходило как минимум несколько подходов. Питер был слишком мягок для этого, старался никогда не противоречить ему. Возможно, опасался непредсказуемой реакции, которой славился Блэк, а возможно, ему было просто-напросто всё равно. Джеймсу же обычно хватало одного убийственного взгляда и плотно сжатых губ для того, чтобы сразу было ясно, кто прав, а кто и рядом не стоял.
Но не в этот раз.
Сейчас Сириус был уверен в себе на все сто. Он правильно поступил, когда принял решение покинуть любовное гнёздышко этих голубков и отправиться навстречу ночи и ветру.
Навстречу бесподобному, пьянящему чувству свободы. Сириус Блэк не любил задерживаться в одном месте слишком долго. Ему, как глоток родниковой воды, были необходимы яркие, живые эмоции. Именно так он объяснял самому себе свою небольшую смену обстановки.
На деле же Сириус просто не мог принять, что теперь с неимоверным трудом заставлял себя находиться в доме лучшего друга. Там всё стало не так и не тем. Теперь нет ласковых рук и тёплых слов Юфимии, нет мудрых наставлений и отеческой поддержки Флимонта. Есть только Лили Эванс, которая удивительным образом смогла заполнить собой пустоту в душе Джеймса и чуть ли не за руку вытянуть его из густой, почти ощутимой темноты, что внезапно опустилась на неготовые для того плечи. Но разве можно быть к такому готовым? Можно с лёгким сердцем перешагнуть потерю разом обоих родителей? Нет. Сириус почти уверен, что глазом бы не моргнул, узнай он о внезапной кончине родной по крови дражайшей матушки. Он ей ничем не обязан. Ведь всё, что она дала своему старшему сыну, было его жалкое рождение. Добрых слов и дел от матери он не получал.С Поттерами же, ставшими для него семьёй, он никогда не сможет рассчитаться.