Так что Валькирия, когда увидела, во что обратился ее парик, плюнула и забыла его в гнезде навеки (не стирать же).
Этот-то парик Игорек и припас для мамочки.
А дед ни с чем вернулся к себе домой и, пребывая в плохом настроении, пообедал теплыми макаронами и сел заканчивать скамеечку для Барби.
Что касается волшебницы Валентины Ивановны, то она уже ждала Эдика у лифта на телевидении.
Кстати сказать, Валентина Ивановна не могла бы точно сказать, зачем вообще ей нужен был Эдик.
Сильно пьющий, ленивый и злобный, вдобавок ко всему думает только о себе («А не обо мне», говорила себе Валькирия), хотя все это ладно.
Ну моется только по субботам, размышляла Валькирия, почесываясь под париком, ну и я так моюсь, какая разница.
Далее Валькирия трезво рассуждала: ведь и я такая же, то есть много курю, пью и никогда не мою посуду, просто выкидаю! (Выкидываю, поправила она себя тут же, вспомнив уроки грамоты в Гималаях.)
А не мыла Валька посуду (а на фиг), потому что ела с газеты, будучи в душе вороной, иногда даже сидела на пустыре и рылась насчет червяков, которыми тут же и закусывала, и даже видавшие виды алкоголики из кустов наблюдали за этой картиной немного смущенно: сидит тетка на земле, выкапывает что-то из лужи и ест, обливаясь при этом грязью.
Но Валька ведь не видела себя со стороны в такие минуты.
Мало ли кто как ест. У человека часто нет времени и возможности контролировать свой аппетит.
Ну захотелось червячка заморить, ну и ладно.
А вот Эдика было как-то все время жалко.
Хотелось его кормить, баловать, покупать ему мороженое и цветные шарики, новые штаны и рубашечки, хотелось приобрести ему деревянную кроватку и трехколесный велосипед, ведро и совок для песка, игрушечные машинки, сачок для бабочек...
Но Эдику явно нужно было другое — власть над миром.
«Зачем?» — спрашивала себя Валькирия.
И так проживем.
«Мне не нужно ничего, — думала Валька, — его я как-никак прокормлю, будем ходить в парк, я его покатаю на качелях...»
(«Хочешь, сынок?» — мысленно говорила Валентина Ивановна.)
Наконец-то Эдик подбежал разболтанной походкой, как будто у него развинтились гайки, и волшебница Валентина с удовольствием на него посмотрела, сказала: «Успел, недовесок». И они оба вошли в лифт ехать на совещание, на так называемую «летучку».
На летучке В. И. встала во главе длинного стола заседаний, подумала, поковыряла в носу, вытерла палец о стену и быстро перечислила главные вечерние программы и как с ними бороться.
Первое: все фильмы, игры и новости снимаются с эфира долой.
Второе: вместо всего этого по все программам пускаются две передачи — «Сам лечу свою куклу» и «Сам варю себе суп».
Третье: готовы ли кастрюли, вода, плиты, картошка-моркошка и все остальное?
Четвертое: готов ли оркестр духовых инструментов с маршем Шопена (так называемый «Марш Фюнебр», похоронный)?
Далее: готовы ли клюквенный сок, острый нож, штопор для выковыривания глаз, шило для ушей?
Есть ли спички и свечка для раскаливания клещей и наготове ли сами клещи?
Построена ли маленькая виселица, и куплен ли шнурок к ней?
Докладывали помощники, водители, грузчики, ассистенты, операторы и звуковики.
Все уже было закуплено, в случае нехватки средств Валентина Ивановна ловко доставала откуда-то из-под стола (на самом деле из воздуха) толстые пачки валюты.
Люди просто горели на работе.
У всех были красные уши и чуткие руки, которые сами собой шевелились при виде денег.
— А кто сидит на телефонной связи с Гималаями? — орала В. И. — Нам нужно будет соединиться с домом Амати в момент казни!
Дело двигалось.
Сила Грязнов сидел в кресле, выпрямившись, как струнка, и маленькие глаза его сверкали неподдельной злобой.
Валентина Ивановна несколько раз говорила, что именно Грязнову должны подчиняться все, кто сидит за главным пультом. Именно он должен будет переключить действие в нужный момент на кастрюлю с кипящим супом.
Но, когда В. И. произнесла в очередной раз: «И все, что он скажет, все выполнять как из пушки, понял-нет?» — она посмотрела на Силу и как-то засомневалась.
Что-то в нем было не то.
И вдруг Валька потянула носом воздух.
Тут же она завопила:
— Сила! Эдик!
— Ну, — лениво откликнулся Эдик.
— Ты че воще, чудик? — спросила Валька. — Совсем, что ли, уже?
— Ниче, — ответил Сила Грязнов.
— Ты че, в натуре, надушился, нет?
— Нет, — сказал Сила Грязнов и как-то странно заколебался, заструился в воздухе.
— Бандиты, измена! — завопила Валькирия. — Это не ты! Не он! Он ничем не воняет!
Сила Грязнов как-то вяло сказал:
— Не врубаюсь в юмор.
Валька вся просто кипела.
— Вчера чеснок жрал? Пива три бутылки выпил? Бутылку водки? Кислую капусту бочку на себя опрокинул? Когда искал рассол в подвале в магазине? — Она еще раз потянула носом. — А от него несет фиг знает чем!
Силу Грязнова в ответ перекосило и поволокло к открытой форточке.
Секунда — и он исчез.
В воздухе действительно стоял запах ландышей и молодого березового листа.
— Это мы еще выясним, кто тут шпионит, — злобно сказала Валентина, — и где мой Эдик.
Она сунула в рот сухую корку и принялась сосать, причмокивая.
— Так, — сказала Валентина Ивановна. — Где телефон?
И она заорала в трубку:
— Это мой сотрудник, вы что? Верните его! Куда? Это где это? А сколько время назад?
(Валька впопыхах забыла уроки доброго волшебника Амати, который каждый раз поправлял ее: «не сколько время», а «сколько ВРЕМЕНИ»).
— Да? Ну ладно, я сама вылетаю.
Тут сотрудники стали свидетелями того, что вместо Валентины Ивановны на столе оказалась лохматая ворона, которая крякнула, присела и вылетела в форточку, как снаряд.
Сотрудники, довольные и свободные, пошли в буфет, где мы их и оставим, а ворона Валька помчалась как сумасшедшая вслед за какой-то «скорой помощью», обогнала ее и уронила из лапы моток колючей проволоки прямо под колеса.
«Скорая» остановилась, шофер выскочил и присел перед дырявым колесом, вышел поразмяться и фельдшер, а Валька стукнулась оземь, обратилась в Володю-слесаря и открыла дверцу «скорой» пассатижами.
Эдик, выскочив из машины, кинулся на слесаря Володю под лозунгом «ща убью всех», желая отомстить за свой подбитый глаз, но Валькирия быстро сменила промасленный ватник и черные штаны слесаря на мини-юбку и белую пушистую кофточку.
Сила, увидев родное лицо, слегка успокоился.
Валькирия подула на Эдиков глаз, похожий на лопнувший баклажан, и через мгновение Сила Грязнов смотрел двумя одинаковыми маленькими злыми глазенками.
— Поехали, сыночка, — сказала внезапно Валентина Ивановна.
И они поехали на такси обратно на телевидение.
— Я гений, ты никто! — воскликнул Сила Грязнов.
— Никто, — согласилась волшебница.
— Я властелин мира, — заявил Сила. — А они меня обижают.
— Я всех придушу за твою слезинку ребенка! — воскликнула Валентина Ивановна. — Ты у меня будешь царь мира.
— Когда? — с мукой в голосе спросил Эдик-Сила.
— Когда-когда, завтра вот.
И в доказательство она вытащила из сумки куклу Барби Кэт, которую с утра таскала с собой, и потрясла ею в воздухе.
Сила Грязнов хотел было разорвать куклу на запчасти, но Валентина Ивановна не дала.
— А то ты всю казнь мне испортишь. Терпи до завтра.
И она добавила:
— Терпеть, вертеть, видеть, ненавидеть, обидеть! Ты эти глаголы проходил в школе?
— Не понял, — ответил на это Сила.
— Ну вот, вот это все завтра и будет!
И с этими словами Валькирия сунула Кэт обратно в сумку, где пахло табаком, высохшим квасом (от старой хлебной корки), пудрой и почему-то керосином.
Потом Валькирия подумала, открыла свою сумку, полюбовалась на Кэт и сказала:
— Что-то она мне не нравится. Маша это или не Маша? Так. Хорошо.
Ладно.
— Глаз болит, — пожаловался Сила.