Там действительно стояли дед Иван и Тузик с Дамкой, несчастные и сбитые с толку: редакторша держала деда под локоть.
Голос кричал:
— Мы пускаем только семьями, семьями, мама-папа-дети. А у вас только вот он да две собаки, это семья? Он что, отец собакам? Нужно дети-он-она, вместе дружная семья!
Дед молчал, собаки плакали, им было бы страшно без Ивана.
Потом произошло легкое замешательство, и собаки вдруг исчезли.
Дед Иван вошел в зал в сопровождении двух плохо причесанных детей и какой-то внезапно появившейся рослой девушки, но редакторша, шагая впереди, довела всю компанию до места и отвалила, так ничего и не заметив.
Наконец явилась Валентина Ивановна, встреченная бурей аплодисментов, поскольку за ее спиной в студию въехали и замерли два «мерседеса», а на большом экране были показаны комнаты той самой квартиры-суперприза и внешний вид дома.
Как раз рядом с Шурой и Игорьком редактор посадила четверых: пожилого мужчину, молодую женщину и парочку детей лет семи-восьми, очень непоседливых, которые имели странную привычку чесаться ногой за ухом, закатив глаза.
Видимо, их из-за этого умения и взяли на передачу.
Чума Шашкин с уважением, глядя искоса, наблюдал, как лохматая девочка в негнущемся джинсовом костюме, извернувшись, задрала ножку и скоблит ботинком шею.
При этом не менее лохматый мальчик куснул себя под мышкой.
У них были очень подвижные спины и страшно вертлявые шеи.
«Совсем дикие», подумал Чума и толкнул мать локтем.
У молодой женщины была вообще странная внешность, какое-то резиновое лицо со стеклянными глазами и явно приклеенными ресницами.
Она улыбнулась, прикусила нижнюю губу, и по спине у Игорька пополз холод.
Зубы были пластиковые, на вид мягкие.
Рука выглядела, как протез, штамповка, со швами на пальцах и плохо напечатанными ногтями.
Старик же вежливо улыбался, слишком вежливо, и это было еще страшнее.
Среди живого, помятого, побитого зала он один сидел чистенький, какой-то сверкающий, как из алюминия.
— Не люди, — сказал с ужасом Игорек матери, но Шашка не расслышала из-за бинтов.
Начало передачи затягивалось, Валентина Ивановна то и дело что-то говорила в телефонную трубку, поднимая глаза к потолку.
Чума Шашкин слышал отдельные слова типа «Але, девушка» и «Заказываю Гималаи по срочной, по срочной».
Зал уже постепенно замирал, все чего-то ждали.
Ведущая, Валентина Ивановна, держала телефонную трубку у уха и молчала, но вдруг раздался громкий, на весь зал, гудок, и старческий голос сказал:
— ...не может быть!
— Угадали? Это опять я, Валентина Ивановна Аматьева. Ваша Валечка. Угадали?
— Как вам сказать? — ответил, подумав, голос.
— Так это я, верьте мне. Мы начинаем все-таки нашу передачу, — торжествующе сказала ведущая. — У нас все готово.
— Не может быть!
— Вы нас видите?
— Как вам сказать? — не сразу откликнулся голос.
— Сейчас мы будем лечить вашу Машу, она вся така больна!
— Не может быть!
— Операция на сердце... На всех суставах... У нас есть специалисты по глазам, по шеям, по лбу и по затылку. Причем это наши обычные зрители. Пусть неумелые... Но у нас в стране главное — это желание помочь! Все друг другу хотят помочь! Вот сейчас и помогут! А потом, чтобы она не мучилась, найдут выход... У нас уже все готово. Виселица вона... Вы все поняли?
— Как вам сказать? — помолчав, откликнулся старческий голос. — Не может быть!
— Может, может. Ладно, смотрите, — провозгласила Валентина Ивановна. — Передача теперь называется «Души прекрасные порывы». — И она засмеялась тихо-тихо. — И если вам станет неприятно — милости просим сюда, на нашу передачу. Спуститесь?
— Как вам сказать?
— И вы сможете остановить операции.
— Не может быть! — как-то без выражения сказал невидимый старик.
— Да может! — игриво сказала Валентина Ивановна и положила трубку.
Раздался барабанный грохот, и ведущая достала из портфеля маленькую Барби Кэт.
На большом экране отразилось лицо Барби Кэт — пустенькое пластиковое личико с нарисованными глазами и грубо сработанный улыбающийся рот.
Были видны волосы парика, выходящие из ее пластиковой головы через дырочки на лбу.
Дырочки шли в шахматном порядке, верхняя часть лба была, как дуршлаг.
— Сейчас мы пустим барабан и назовем имя счастливчиков, которые начнут операцию! Именно среди этих операторов и будет разыгрываться суперприз! А желающие пусть поднимут руки! А в руках пусть будут Барби!
Операторы навели на зал свои камеры.
Лес рук с куклами стройно поднялся к потолку, публика закричала, засвистела, все держали даже по две руки — кроме семьи, сидящей неподвижно около Шуры и Чумы-Игорька.
Старик, двое детей, похожие на щенят, и женщина в маске (это явно было у нее не лицо, а маска, и руки были ненастоящие) — они сидели неподвижно.
Только мальчик изловчился и куснул себя за локоть.
А девочка лизнула мальчика в ухо.
— А вы что сюда пришли? — загремел голос Валентины-Валькирии. — Смотреть пришли или участвовать? Покажи их, Сила, крупешником!
Камеры навели свои дула на первый ряд, где сидела странная семья.
Игорек Шашкин окаменел.
На экране появилось лицо женщины.
Зал заревел.
Это было лицо куклы Барби.
Пластиковый нос, нарисованные глаза, застывшая улыбка.
— Але! Вот оно! К нам пожаловала сама Барби номер один! — завопила Валька-ворона.
Она вскочила и рявкнула:
— Приветствую появление у нас Барби. Профессор Амати, вы слушаете нас? Вы смотрите нас? Самое благородное существо в мире пришло к нам, чтобы спасти маленькую, бедную куклу Кэт! Вы выйдете к нам, Барби Мария? Идите, идите!
Огромная Барби Маша встала и деревянной чуть неловкой походкой отправилась к большому столу, на котором были разложены крошечные орудия пыток.
Ужасное шествие большой куклы заворожило зал.
Даже Валентина Ивановна слегка струхнула.
— Мы тя не боимся, ты, манекен! Ты внутри пустая! Вот как, я недосмотрела, а она увеличилася!
Великанская Барби добрела до стола и протянула руку.
— Не, Кэт я тебе не отдам! — сказала ведущая. — У нас игра с маленькой куклой! У нас все для того!
Барби Маша стояла с протянутой рукой.
Камера показывала заледеневшему от ужаса залу огромное лицо пластиковой куклы, улыбающееся, неживое, с пышными капроновыми волосами.
— Ты сама уменьшись, — ласково предложила Валька, — тогда я отдам Кэт дедуле.
Огромный манекен исчез.
Вместо него на полу стояла крошка куколка, маленькая, нарядная.
Ведущая мгновенно схватила Барби Машу и поставила ее рядом с Барби Кэт.
— Значит, программа такая, мы начинаем лечить Кэт, а Машу попросим вызвать сюда дедушку Амати, еще одного нашего участника. Маша, свяжись с Амати, пусть спускается сюда. Где твой волшебный телефон?
Маленький Чума увидел, как напрягаются шеи у мальчика и девочки, но встать они не могут.
Дед, сидящий рядом с ним, тоже пытался пошевелиться, но вроде как окаменел.
А ведущая орала:
— Пожалуйста, крутите барабан! Так!.. На сцену приглашаются... Семья с седьмого ряда, двадцать пятый — двадцать девятый места! Музыка!
Стесняясь, встала с места кучка людей: бабушка, мама с папой, двое ребят.
Камера показала их крупным планом.
— Вы не смотрите, что они такие обыкновенные! — закричала Валентина Ивановна. — Они ссорятся каждый выходной, мама кричит на папу, папа уходит и пьет во дворе с мужиками, а бабушка настраивает детей против отца! А дети дерутся друг с другом! И в школе дерутся со всеми! Ура! Идите сюда! Вам нужна машина ездить на дачный участок, до которого три часа на электричке и потом ехать на двух автобусах и десять километров пешком! А там посажена картошка! А есть будет нечего! А отец безработный! А мать получает копейки! Ура! Как они покатят с ветерком!