Она располагалась в доме из коричневого песчаника в грязных окрестностях Седьмой авеню, где сейчас отель «Йорк». Три недели назад я снова там побывал, и там ничего не изменилось. Во время моего первого визита на входной двери висел кусок бумаги, на которой рукой де ла Буасье было написано: «Chancellerie de la Principaute de Trinidad»[64].
Канцелярия находилась в совсем неподходящем месте. На ступеньках дети из трущоб играли прищепками. На улице торговец хриплым голосом предлагал увядшую капусту женщине в халате, которая свисала с пожарной лестницы. Запахи и жар летнего полуденного Нью-Йорка поднимался от асфальта. Омываемый волнами остров возле Бразилии был где-то очень далеко.
Де ла Буасье принял меня с недоверием. Утренние газеты сделали его осторожным. Но после нескольких обращений «Ваше превосходительство» и уважительных вопросов о «Его Королевском Высочестве» его доверие восстановилось. Он не видел ничего юмористического ни в ситуации вообще, ни даже в расписании отплытия судов на Тринидад, которое висело на стене. В расписании было указано две даты: 1 марта и 1 октября. На столе лежали копии королевских воззваний, почтовые марки нового правительства, тысячефранковые облигации и красно-золотые, покрытые эмалью кресты Тринидадского ордена в картонных коробках.
Он говорил о князе Джеймсе с искренностью и нежностью. Я больше не встречал человека из тех, что хорошо знали Хардена-Хикки, который говорил бы о нём с такой настойчивой преданностью. Если он и улыбался над эксцентричностью Хардена-Хикки, это была добрая улыбка. Было понятно, что де ла Буасье относится к нему его не только с дружеской привязанностью друга, но и с преданностью настоящего подданного. Он был так любезен, вежлив и утончён, что я почувствовал, как будто очень близко общаюсь с европейским премьер-министром.
А он, который после насмешек утренних газет встретил человека, серьёзно относящегося к его высокому посту и к его королю, наверное, был мне благодарен.
Я сказал ему, что хотел бы побывать на Тринидаде, и был в этом желании вполне серьёзен. История острова, наполненного закопанными сокровищами и управляемого королём, подданными которого были черепахи и чайки, обещала стать интересным репортажем.
Граф был очень доволен. Думаю, во мне он увидел первого честного поселенца, и когда я встал, чтобы уйти, он даже взял один из Тринидадских крестов и с сомнением посмотрел на него.
Если бы он знал, что из всех наград, это была единственная, которую бы я желал получить; если бы я сразу же забронировал себе место для поездки на остров или поклялся в верности королю Джеймсу, кто знает, может быть, сегодня я был бы кавалером, а моё имя было бы записано в «Золотой книге»? Но вместо того, чтобы встать на колени, я потянулся за шляпой. Граф положил крест в картонную коробку, и для меня момент был упущен.
Другим, более достойным этой чести, повезло больше. Из моих коллег-репортёров, которые, как я, пришли поглумиться, но ушли очарованные, был недавно умерший Генри Пен Дюбуа[65], блестящий художественный и музыкальный критик из «Американ». Тогда он работал в «Таймс», а его редактором был Генри Н. Кэри, который сейчас работает в «Морнинг Телеграф».
Когда Дюбуа сообщил Кэри о своём задании, Дюбуа сказал:
«В этой истории нет ничего забавного. Она трогательна. Оба этих человека искренни. Они убеждены, что их права нарушены. Их единственная вина в том, что у них есть воображение, а у остальных его нет. Вот что поражает меня, и вот так об этом и нужно писать».
«Так и напиши», — сказал Кэри.
Вот так из всех нью-йоркских газет «Таймс» на короткий период стала официальным органом правительства Джеймса Первого, а Кэри и Дюбуа скоро были сделаны кавалерами Тринидадского креста и получили право носить форму, «идентичную костюму камергера Тринидадского двора, за исключением пуговиц, которые будут иметь вид королевской короны».
Атака, совершённая Великобританией и Бразилией на независимость княжества, сделала Хардена-Хикки королём в изгнании, но сразу же принесла ему другую корону, которая, по мнению тех, кто её предложил, имела несравненно более высокую ценность, чем корона Тринидада.
В первом случае человек искал корону, во втором случае корона искала человека.
В 1893 году в Сан-Франциско прославился Рэлстон Дж. Маркоу — адвокат и офицер артиллерии США, участник флибустьерской экспедиции, которая пыталась свергнуть правительство Доула[66] и вернуть трон королеве Лилиуокалани[67]. в Сан-Франциско Маркоу прозвали «князем Гонолулу», поскольку было ясно, что если бы Лилиуокалани вернула свою корону, он получил бы какой-то высокий пост. Но Маркоу уже потерял веру в Лилиуокалани, и думал, что у Хардена-Хикки больше качеств, нужных для короля. Поэтому через двадцать четыре дня после протеста, отправленного в госдепартамент, Маркоу решил перейти к Хардену-Хикки и обратился к нему с таким письмом:
66
Сэнфорд Баллард Доул (1844–1926) — гавайский государственный деятель, возглавлял Республику Гавайи в 1893–1900 годах, до присоединения Гавайев к США.
67
Лилиуокалани (1838–1917) — королева Гавайев в 1891–1893 годах, свергнута в результате переворота.