Посмотрел на часы, времени хватало, и я решил проверить содержимое чемодана. Смена белья, пара рубашек, пальто, фотоаппарат и довольно толстый конверт. Также удалось найти документы и два письма: одно из адвокатской конторы, а второе от какого-то мистера Шапиро, с которого я и начал.
«Мистер Уилсон, с глубоким прискорбием я узнал о том что случилось с вашим отцом. Примите мои искренние соболезнования.
Как вы знаете, мистер Циперович является не только вашим адвокатом но и моей семьи тоже. Поэтому, я в курсе вашей финансовой ситуации.
Поймите меня правильно, я знаю о ваших чувствах к Саре, но не могу позволить чтобы моя единственная дочь связала свою жизнь с человеком без гроша в кармане. Поэтому я разрываю вашу с Сарой помолвку.
Надеюсь, вы понимаете, что вам будут не рады. Вы знаете кто я и понимаете чем может закончится ваш, теперь уже нежелательный, визит в мой дом.
Еще раз примите мои соболезнования.
В конверте обнаружилась и фотография с которой улыбалась миловидная брюнеточка. Наверное, это и есть Сара. Через всю фотографию была сделана надпись «Сука».
Я зажёг очередной «Лаки Страйк» и глубоко затянулся. Стала понятна настоящая причина, по которой Фрэнк решил помахать этому миру ручкой — несчастная любовь. Дурак ты парень. Ты себя в зеркале видел? У тебя таких Сар десятки будут, если захочешь, а ты в петлю! Но ничего, теперь всё пойдет по другому сценарию. А с этими двумя евреями я еще разберусь, и с адвокатом Циперовичем и с доктором права Шапиро. Ишь ты, какой-то шлимазл угрожать мне вздумал. Да, теперь, пожалуй, именно мне.
Взяв еще один кофе в бумажном стаканчике, я вернулся на станцию и в этот момент прозвучало объявление, что автобус до Атланты задерживается на полчаса. Я в задумчивости остановился, но все же решил не возвращаться в закусочную, а скоротать время в зале ожидания.
— Мистер, здесь только для цветных, — перегородил мне дорогу работник станции, когда я хотел зайти.
Поднял голову и увидел табличку. «Зал ожидания для цветных». Внутри стояли простые деревянные лавочки на которых сидели негры и парочка мексиканцев. Хмыкнув, я прошёл мимо, в зал ожидания для белых.
Он оказался намного комфортнее: работали кондиционеры и из музыкального автомата доносились звуки музыки. Прислушавшись, я узнал моего, теперь уже тезку, Фрэнка Синатру. Даже такой далёкий от музыки человек как я, сразу узнал его чарующий баритон.
И публика в зале ожидания для белых была соответствующая. Респектабельные мужчины в строгих костюмах и шляпах, и дамы в, присущих этой эпохе, очень женственных платьях. Ножки местных модниц я, конечно, тоже из виду не упустил. И даже чуть было не увился за стройной парочкой, позабыв об Атланте.
Но тут громкая связь вернула меня в реальность. Пассажиров пригласили на посадку.
— Стив, сколько нам еще до Атланты? — спросил я водителя, поднявшись в автобус. Его имя я прочитал на бейджике, прикрепленном к ослепительно белой, как будто даже накрахмаленной, рубашке с коротким рукавом. Было видно, что она свежая, наверняка надел новую пока автобус стоял в Джексонвилле.
— Всего восемь часов парень. У тебя есть куча времени, — сказал водила и многозначительно стрельнул глазами на кресло рядом с моим.
Я тут же повернулся. У меня появилась соседка — очень аппетитная барышня, с такой точно будет не скучно.
— Привет. Я Фрэнк, буду твоим соседом до Атланты, — улыбаясь, сообщил я ей, когда подошёл к своему креслу.
— О, привет! А я Мелани. Приятно познакомится!
— Ты одна?
— Да, мой жених попал там в больницу, родители укатили на всю неделю в Новый Орлеан, да еще и машина сломалась. Вот и приходится трястись в этом клоповнике, — произнеся это, девушка резко замолчала, как будто поняв что ляпнула лишнего. Я ведь тоже в этом «клоповнике» еду.
— Да, просто череда неприятностей. Надеюсь, с твоим женихом всё в порядке? — сгладил я ситуацию.
— Говорят, у него аппендицит, — сказав это, Мелани замолкла, смотря мне через плечо, а её хорошенькое личико исказила недовольная гримаса. Повернувшись в сторону прохода, я увидел причину недовольства девушки.
Мимо прошло целое семейство и заняло места для чёрных и цветных. Четверо детей во главе с мамой, которая разительно отличалась от того что я привык видеть в будущем.
В двадцать первом веке это почти наверняка была бы огромная, одетая в нарочито яркие безвкусные шмотки с крупной бижутерией, баба. Едва сев в автобус, негритянка наверняка позвонила бы своей подруге или хахалю и, хохоча на весь салон, проболтала бы полдороги, ничуть не пытаясь понизить свой громкий, визгливый голос, лишь изредка обращая внимание на детей.