Выбрать главу

Гольдберга я застал в этой роли, частенько вместе с ним находился в студии. Анатолий Максимович был представителем старой школы: садясь к микрофону, он доставал секундомер, и, чтобы не щелкать кнопкой в эфир, он зажимал его в руке и прятал под стол.

Гольдберг ходил в неизменном шерстяном костюме-тройке, носил бабочку. Бабочка была не какая-нибудь магазинная, банальная, зашитая на фабрике, нет — свою бабочку наш «наблюдатель» завязывал и развязывал сам.

Говорили, что после войны на Би-би-си приходить в студию к микрофону без галстука-бабочки считалось неприличным. Радиовещатели были все как из джентльменского клуба, и Гольдберг сохранял эту ушедшую традицию.

Перед эфиром он расстегивал все пуговички на своем жилете, немного распускал ремень, освобождая диафрагму, делал глубокий вдох и начинал говорить с характерной дикцией и постановкой. И то, и другое было рассчитаны на передачу по коротким волнам, на преодоление помех эфира и даже возможного глушения. Актерская проекция голоса диктора помогала слушателям у своих радиоприемников лучше слышать произносимые слова.

Мне казалось, что Анатолий Максимович растягивал свою речь еще и из практических соображений. Ему полагалось выдавать 5 минут в день. Писал он на четыре, а недостающую минуту создавал многозначительными паузами.

Анатолий Максимович рассказывал как в домагнитофонную эпоху он записывал свои комментарии на шеллачный диск. Ошибаться было нельзя, потому что диск редактировать невозможно, при любой запинке или оговорке приходилось заряжать новую пустую пластинку и начинать сначала.

Гольдерг был социалистом европейского образца и ко всякой частной собственности относился с пренебрежением. Он не верил в богатые хоромы, никогда не пытался даже обзавестись традиционным английским домом с садиком, хотя вполне мог бы это позволить, а жил в маленькой собесовской квартирке на последнем этаже, деля ее с больной женой.

К деньгам Анатолий Максимович относился легко. У него в ящике стола всегда лежало фунтов 250 (примерно моя тогдашняя месячная зарплата), и когда молодые коллеги, оказавшиеся во временном затруднении, приходили к нему, он доставал из ящика деньги, а когда долг возвращали, кидал их в тот же ящик.

Светлейший князь

Я полагаю, что силы, которые вынудили к отставке Гольдберга с поста главы Русской службы в 1957 году, через короткое время, в 1960-м, привели на этот пост «правильного человека». Его звали Александр Павлович фон Ливен. Светлейший князь, из старинной фамильной линии остзейских дворян, на сто процентов не еврей и на двести процентов не коммунист.

Русская княжеская линия Ливенов обязана своим происхождением барону Отто-Генриху фон Ливену (1726–1781), генерал-майору, женатому на Шарлоте Карловне Поссе (1744–1828). Овдовев, была она назначена воспитательницей августейших дочерей императора Павла I. Рассказывают, что по прибытии из Прибалтики в Царское Село «дородная и величавая на вид» воспитательница стала сетовать придворному знакомцу на трудность возложенных на нее задач и указала на дурной пример, подаваемый двором и образом жизни самой Екатерины.

Императрица услышала этот разговор и, выйдя из-за ширмы, заявила: «Вот именно такая женщина, какая мне нужна». Граф Безбородко, говоря о ней, сожалел, «что генеральша Ливен не мужчина: она многих бы удобнее нашлася воспитывать князей молодых». Екатерина II, мать Павла I и бабка воспитанников, пожаловала ее в статс-дамы; Павел I возвел ее в графское достоинство, даровав ей имение Мезоттен в Лифляндии, а император Николай I, которого она также воспитывала, в день своей коронации в 1826 году возвел графиню Ливен в княжеское достоинство с титулом светлости. Она служила при дворе 46 лет до самой смерти.

После того, как имение Мезоттен был даровано Шарлотте фон Ливен, архитектор Джакомо Кваренги создал проект трехэтажного дворца-поместья в стиле высокого классицизма, его строили четыре года. Заказчица, светлейшая княгиня, посетила далекую резиденцию лишь один раз в сопровождении императрицы Марии Федоровны. Здесь же Шарлотта фон Ливен и похоронена.

До 1920 года последним владельцем мезоттенского имения был российский военачальник Анатолий Павлович Ливен, командир Либавского добровольческого отряда, он участвовал во взятии Риги в мае 1919 года и в свержении правительства латышских стрелков.