С первой доской пришлось повозиться, но остальные пошли веселее. Я подсовывал стамеску, слегка приподнимал, а потом отжимал гвоздодером на молотке. В балках вырубал выемки, в них укладывал трубки отопления.
Наконец, радиаторы и трубки были готовы, пришла пора ставить газовый котел. Его надо было вешать на стену. Из задней стороны котла выходила широкая труба, вернее, две трубы — одна внутри другой. Широкая труба всасывала снаружи воздух для горения котла, узкая выбрасывала горячие отработанные газы. В кирпичной стене дома мне предстояло пробить сквозное отверстие из комнаты на улицу. Викторианские кирпичи обжигали при тысяче градусов в течение трех суток, они были крепкие как гранит. Бить молотком по долоту нужно было изо всех сил. А тут — вечер, соседи пришли с работы, стук разносится по кладке до третьего или четвертого дома. Неудобно. Я решил оставить эту работу на дневное время, то есть на выходные.
В ближайшую субботу приступил. Лупил, не жалея ни себя, ни соседей. За первым рядом кладки оказался второй, тут уж надо было быть осторожным. Выбитые кирпичи летели вниз, а у благополучного соседа в доме номер 25 в подвале была оборудована шикарная кухня со стеклянной наклонной крышей.
На следующий день поставил котел, правда, заделать зазоры между стеной и трубами с внешней стороны не получалось, не достать. Надо было ставить высокую лестницу или возводить строительные леса. К вечеру, наконец, включил систему. Котел защелкал, зажурчал отопительной водой, в окошечке загорелось синее газовое пламя, радиаторы нагрелись, из комнат стала уходить промозглая январская сырость.
В дверь постучались. Вошел высокий сухощавый англичанин с напряженным лицом, извинился за вторжение, спросил — не возражаю ли я? Ему интересно, что я тут делаю. Тот самый сосед, из благополучного соседнего дома с ухоженным ландшафтным садом, в конце которого стояло большое зеркало. Архитектор, вернее, редактор журнала «Архитектор».
У меня архитектурой и не пахнет. Полный кавардак, проемы в дощатом полу, строительный мусор, отпиленные свинцовые трубы. Архитектор поднял из кучи в углу кусочек старой квадратной рейки. Викторианские строители вставляли такие рейки в угловую штукатурку, чтобы линия была ровной. Архитектор долго разглядывал рейку и сказал, почти с нежностью: «Кусочек выдержанной викторианской сосны!»
Немного поговорили, коротко рассказал о себе. Все-таки Би-би-си, уважаемая организация, так что я — человек интеллигентной профессии, к тому же с экзотическим происхождением. Приезжих из России тогда вообще не было, на нас смотрели как на героев из пастернаковского «Доктора Живаго». Мои тогда еще темные волосы поэтому никого не смущали — Юрия Живаго в фильме сыграл египтянин Омар Шариф, так что в представлении среднего англичанина (валлийца, шотландца, ирландца) я выглядел как стопроцентный русский.
Английский джентльмен никогда не станет ругаться или выяснять отношения, напротив — он будет вести себя сдержанно, даже дружелюбно, а претензии свои выскажет как бы невзначай, в самом конце. Так было и тут. Мой сосед-архитектор, уже в дверях, сказал с некоторым пафосом: «Моя стеклянная крыша вчера прошла немалое испытание!», после чего удалился. В этой последней фразе и состояла цель его визита.
Каналы
На известной картине Репина «Бурлаки на Волге» артель из одиннадцати человек тянет парусную барку против ветра и течения. «Какой, однако, это ужас, — писал художник в своей автобиографии, — люди вместо скота впряжены! Неужели нельзя как-нибудь более прилично перевозить барки с кладями, например, буксирными пароходами?». Репин как художник на своем полотне просто запечатлел жизнь, ему безразлична была экономическая сторона дела, бизнес-план, как говорится. Очевидно, что купцу было дешевле впрягать людей, а не скот.