Как это нередко бывает, высокое название, произносимое с уважительным трепетом, имеет прозаические корни. Oxford — это буквально «брод для быков». В этом месте река Темза, не судоходная уже на подступах к городу, была достаточно мелкой для перевода через нее домашней скотины. Но ведь и великий Шекспир, если разобрать его на части речи, это тоже shake spear — «тряси-копьё». Да и в благородном и освященном исторической и литературной традицией имени графа Льва Николаевича Толстого мало кому придет в голову искать корни, уходящие в прозвище, в кличку первого носителя имени, получившего ее за свою толстоту.
Оксфорд впервые открыл двери своего университета в 1096 году и за последующие девять веков стал рассадником знаний и накопленной мудрости, средоточием старинной элегантной архитектуры. Девиз Оксфорда, естественно, на латыни — Sapere aude («Смелость быть мудрым»). Про брод для быков никто уже не вспоминает.
Из-за мелководья дойти до Оксфорда нам не удалось, но за бортом плавно проплыл Итон, место знаменитого колледжа, Хенли, где проводится известная гребная регата, Дорчестер с его историческим аббатством. По берегам стояли добротные поместья, своими садами выходившие к воде. Летали птицы, плескались рыбы, плавали гуси, лебеди и утки.
Хождение по реке — это вам не морское или океанское путешествие. Волн тут нет, налетевший порыв ветра поднимает разве только мелкую рябь. Потеряться невозможно — берег слева, берег справа. Поглядывай на карту, чтобы не зайти в какой-нибудь тупик, да не спускай глаз с зеленых и красных буйков, отмечающих судоходный фарватер.
В одной каюте спала Галочка с Ринатом, я ночевал на диване в салоне, где не было духоты. Во вторую свободную каюту стали приглашать друзей, бесплатно прокатиться. На один день приезжала наша подруга, а на последние три дня из Америки прикатил Оська Хорошанский, сменивший к тому времени имя на Джозеф Коро.
Оська очень помог нам в 1975 году с отъездом, организовал вызов на всю семью, решил проблему с вредной бумажкой, на которой отец должен был поставить свою подпись, заверенную домоуправом. Но жизни наши разошлись, Оська стал американцем. Он одно время торговал подержанными автомобилями, где, как говорил мой дедушка, «не обманешь — не продашь», а потом переключился на совсем новую тогда область продажи имен, адресов и контактов, что потом, в компьютерную эпоху, стало называться «базой данных».
Для Оськи окружавшая нас буколическая английская идиллия была лишь местом для улова, добычи и разработки. Он тут же схватил спиннинг, который мы взяли взаймы у Роберта, жениха Терезы, и принялся забрасывать блесну в коричневатые воды Темзы, перебегая с носа на корму. С рыбой дело отчего-то не пошло, тогда Оська снял блесну, насадил на крючок катышек из булки и стал подманивать к себе красавцев селезней, отливавших металлической зеленью на шее.
Я был занят судоводством и не заметил этого безобразия, а когда заметил, то было поздно — Оська втащил на борт большую птицу, которая в панике била крыльями и крякала свою предсмертную песнь. Через минуту он скрутил ей шею и принялся ощипывать, бросая перья в воду.
Темза в этих местах, между Итоном и Виндзором, полна белых лебедей. Все лебеди на реке — собственность Королевы. Убить лебедя — преступление, а съесть его — государственная измена. Понятно, что утка — это не лебедь, но я не желал конфликта с архаичным британским законом. Готовить убитую птицу на борту я не разрешил. Пришлось искать укромное место на берегу, разводить небольшой костер и готовить добычу на огне. Ощипанная утка оказалась маленькой и тощей. В результате получилась какая-то гадость пополам с золой и сажей. Погибшего красавца-селезня мне было очень жаль.
Письма
Когда стали приходить первые письма из Советского Союза, ко мне в комнату тихо забредали коллеги. Посмотреть, потрогать, умилиться — смотри-ка, настоящая бумага в клеточку, из тетради! Филателисты просили марки, я не отказывал, они их вырезали ножницами из конверта.
Первая передача, полностью посвященная письмам и заявкам слушателей, вышла в марте 1979 года. Напрямую отсылать рисковали немногие, в народе ходили легенды о том, что в каждом почтамте сидят люди из КГБ и автор письма тут же попадает «на карандаш».
Кроме того, рассказывали о вечно кипящем титане, от которого отходили многочисленные трубки с клистирными наконечниками. Этим прибором отпаривали конверты, открывали их, читали содержимое, после чего вновь заклеивали. Я много раз получал такие письма со следами гуммиарабика и даже, помнится, шутил по этому поводу.