«Живая Библия» пользовалась большим успехом, тираж ее достиг 40 миллионов, книгу перевели на сто языков, однако русские тексты, которые попадали мне в руки, по стилю напоминали «Блокнот агитатора». От языка веяло чекистским атеизмом. Произносить это в эфир было невозможно. Я вычеркивал советский новояз, переписывал фразы, пытаясь внести хоть крупицу святости и веры.
Долго выпытывал у Фила, кто делает переводы. Он отмалчивался, но потом сообщил. Оказалось, что это супруга известного философа и востоковеда, профессора Лондонского университета, которого я хорошо знал. Из уважения к нему я все расспросы прекратил и продолжал редактировать молча.
Так продолжалось года два. Потом, не помню уж как, в руки Филу попал злополучный сингл «Икарушки». Зрелище кладбищенского ужаса и торчащая из могилы рука на конверте пластинки так всполошили его, что он приехал ко мне домой через весь Лондон и полтора часа вел душеспасительную беседу, объясняя коварство дьявола и западни, которые он расставляет повсюду.
Насчет коварства дьявола я был с ним солидарен, но в данном конкретном случае согласиться никак не мог. Мои карибцы верили в единого Бога, они называли его Jah, и поясняли, что частица Его есть в каждом из нас, но наиболее полно Jah воплотился в императоре Эфиопии Хайле Селассие («Сила Троицы»), прямом потомке царя Соломона и царицы Савской.
Как мне объясняли музыканты, он «Лев-победитель из колена Иудова, избранник Бога, Царь Царей». До коронации его звали Рас Тэфэри Меконнын, поэтому вера у них называется Растафари, а сами они — «раста».
Незадолго до нашего знакомства, в августе 1974 года, после марксистского переворота, Хайле Селассие погиб в заточении от рук военных социалистической Эфиопии, которых активно поддерживал Советский Союз. Получалось, что за смертью последнего Императора, избранника Бога и Царя Царей, родословная которого уходила в Ветхий Завет к иудейскому Соломону, стояла моя родина, СССР.
Никуда не денешься, жизнь ходит кругами кошмара. Дьявольские сети расставлены повсюду — что в Эфиопии, что на каждой странице «Блокнота агитатора».
Мою несговорчивость и отказ покаяться Фил воспринял как отступничество, как предательство, и радиопроект «Евреи за Иисуса» вскоре прикрыл. К тому же он стал нездоров — через некоторое время мы встретились с ним в Буш-хаусе, в кантине. Фил храбрился, говорил, что собирается написать новую серию передач. Мы простились, и больше я его никогда не видел. О смерти Фила Колдуэлла мне потом сообщила его сестра, очень на него похожая.
Взлет и падение «Икарушки»
«Икарушки» репетировали в крохотном подвале маленького дома на улице Аксбридж-роуд в районе Шепердс-буш. Я нередко бывал в тех краях, там располагался телевизионный центр Би-би-си.
В любой реггей-команде основа звука — это бас с барабанами. По хлипкому подземелью, сотрясая тонкие стены в полтора кирпича, разливались карибские вибрации.
Эта музыка родилась в тропической жаре, ее первыми слушателями были орхидеи, рододендроны и бромелии. Однообразный предсказуемый ритм вносит душевное успокоение и уверенность в том, что эта теплая волна поддержит и понесет тебя дальше. Бесшабашная радость жизни, нега белых пляжей у бирюзовой воды, округлые формы красавиц и неутомимый танец без начала и конца, завещанный неведомыми африканскими предками, дают этой музыке неодолимую силу.
И вот, дети Малых Антильских островов, принесенные судьбою на Британщину, сидят под досками первого этажа, которые служат им потолком, и проигрывают песни, от начала до конца. Еще в оркестре я привык, что ноты разделены на цифры, цифры на такты, и, случись какая-нибудь ошибка, концертмейстер или дирижер говорит: «Давайте с третьего такта пятой цифры» — и все точно знают, откуда надо повторять.
Здесь, понятное дело, ни нот, ни цифр не было. Вокалист Сирил издавал боевой клич: «Сome on Rasta, play murder style!» — и колымага приходила в движение: басист Леон держал фигуристый ритм, ему вторил барабанщик Гарольд, покрытый крупными бусинами пота, клавишник Лерой делал свою «подкачку». Глядя на них, я нередко умилялся и говорил себе гоголевскими словами: «Эх, тройка, птица-тройка, и кто тебя выдумал?»
Гитарист Джеймс с понятной русской фамилией Наган тоже очень старался, но видно было, что — не свой. Ну, не совсем свой, с острова Маврикий, что в Индийском океане, у восточного побережья Африки. Там те же орхидеи-рододендроны-бромелии, те же белые пески у бирюзовой воды, но народ другой. Это потомки индусов, и музыка у них своя, хотя название похоже — «сега». Поют по-креольски, песни переливчатые, карнавальные, не то что реггей, где все скованы единым ритмом, как «эй, дубинушка, ухнем!» в единой лямке бурлаков на Волге.