Это был голос ведущей, Оливии Парыгиной, которая вела все наши концерты. Вот такое у нее было необычное имя. Ее мама перед рождением дочери насмотрелась бразильских сериалов…
Я поспешил к кулисам, из–за которых можно было незаметно наблюдать за зрителями.
Их по–прежнему было всего четверо. Амалия Захаровна, мадам Пинчукова и ее сопровождающие. Они меня не очень интересовали. Я обратил все свое внимание на мадам Пинчукову.
Ее лицо по–прежнему было каменным, но теперь на нем появилось выражение благосклонности. И вот что меня больше всего поразило — это не была фальшивая благосклонность. Мадам Пинчуковой и в самом деле нравилась игра Эльвиры. Но не более того! Во всей своей широте и глубине чувства Е. П. не раскрывались.
А ведь Эльвира играла просто божественно! От ее музыки душа просто разворачивалась и улетала куда–то в небесные выси, а потом и дальше — к звездам и новым мирам.
Но Елена Павловна Пинчукова ни к звездам, ни к новым мирам, ни вообще куда–либо с Земли улетать явно не собиралась. И это было совсем даже не хорошо. Нам с Амалией Захаровной обязательно нужно было, чтобы она улетела! Только в таком, возвышенном, сверхнебесном состоянии, она могла понять все наши мечты и планы!
Эльвира доиграла. Поклонилась. Сорвала бурные аплодисменты и пошла обратно. Я увидел ее лицо. Эльвира хмурилась. И я понимал, почему!..
Оливия объявила номер Вадима и Милы. Зазвучали первые такты знойной самбы.
Вадим и Мила танцевали чудесно!
И опять на лице Елены Павловны выразился лишь благосклонный интерес, тогда как ее спутники явно наслаждались выступлением наших танцоров. Правда, помощница Е. П. изо всех сил старалась сдержать свои эмоции, но это у нее не очень–то получалось. Далеко ей было до шефини! А вот мужчина не стеснялся ничего и скрывать свой восторг даже не пытался.
Ах, если бы сама Елена Павловна могла вот так же раскрепоститься!..
Тут я прямо замер от этой своей мысли.
Раскрепоститься, вот именно!.. Ведь Е. П. — никакая не Медуза! Такого взгляда, как у Е. П., у Медузы быть не может!
Но, если она не Медуза, тогда она кто?.. Может быть, прекрасная принцесса, которой надо просто помочь выбраться из ее темницы?..
И, если она — принцесса, то тогда этот открытый мужчина рядом с нею, кто он?..
Ответ очевиден. Он — ее прекрасный принц! И будущий король!..
Все эти мысли шквалом пронеслись в моей голове. И я почему–то был совершенно уверен, что все они совершенно правильные.
Нужно было действовать решительно! Теперь я знал, что я должен сделать. Какой там охотник с медведем! Помочь принцу–королю может только Мишель!
Я повернулся, чтобы бежать за ее нарядом. Но тут Вадим и Мила закончили свое выступление, и Оливия объявила выступление Жеки.
Я задержался на минуточку, чтобы увидеть этих его летающих бабочек.
Они действительно летали!.. Разноцветные, большие, яркие, они летали над сценой как будто бы сами по себе, и эта великолепная картина вмиг напомнила мне другой полет — воображаемый полет прекрасных панталон Жюли!..
Больше медлить было нельзя. После Жеки должны были выступить Лина с Лилей, потом маленькие утята, а потом был мой черед.
Я понесся к двери.
— Слава, ты куда? — удивилась Оливия. — Тебе же выступать уже через два номера!
— Два с половиной! — быстро ответил я. — Успею!..
И я помчался по школьным коридорам как спринтер.
Шурочка встретила меня с совершенно сияющим видом.
— Какое оно хорошенькое! — воскликнула она.
— Ты лазила в пакет! — обвиняюще сказал я.
— Ну, Славочка, разве я могла удержаться! — невинно захлопала глазками Шурочка. — Ты что, в своем новом номере играешь девочку?
— Да! И мне нужно срочно переодеться! У меня буквально семь минут!
— Ой, давай я тебе помогу! — подскочила Шурочка.
Мы вошли в кабинет директора. Я моментально начал раздеваться. Тут было уже не до стеснения. А Шурочка в это время освободила из пакета наряд Мишель. Оказалось, что мама вложила в пакет и ее кружевные панталоны, и ленты для бантов!..
— Какая прелесть! — воскликнула Шурочка, взяв панталоны в руки и бросив на меня довольно странный взгляд.
Уж не знаю, о чем она там подумала, но я надел эти панталоны сверху своих обычных трусов.
А вот платье Мишель мне помогла надеть Шурочка. Она засуетилась вокруг меня, помогла мне его застегнуть, усадила на стул и в один миг соорудила в моей прическе два пышных банта.
— Губки! Глазки! — воскликнула она затем, и сбегала в приемную за своей косметичкой.