Недолго повозившись, я перевернулась на живот и, подпирая голову согнутой в локте рукой, гордо улыбнулась:
— Не боюсь!
Осторожно, очень нежно приложив ладонь к моей щеке, он улыбнулся так мягко и счастливо, что я не могла поверить в такое его умение.
Тихонько приоткрылась дверь. В щелку заглянул Тимир, кажется, чем-то расстроенный.
— Доброе утро, — все еще улыбаясь, Кортел протянул к нему руку, — иди к нам.
Нахмурившись, мальчишка захлопнул дверь. Князь непонимающе приподнял брови, все еще глядя туда, где только что стоял его приемный сын.
Вздохнув, я подумала, что когда-нибудь это должно было случиться.
— Он ревнует, — скатившись с мужа, я встала и, как была, босая и в ночной рубашке, пошла искать своего глупыша.
Шагая по коридору к комнате Тимира, я с сожалением вспоминала мгновенную трансформацию доброго, расслабленного счастливого отца семейства в чуть хмурого волчонка.
В доме было очень даже прохладно, но и в нашей спальне, и в комнате мальчика ярко пылающие камины с вечера прогревали воздух на всю ночь. Тимир был здесь — спрятался под одеялом, как и всегда, когда очень расстраивался.
— Малыш, ну что такое? — присев на край кровати, я погладила его по спине.
— Ты меня не любишь! — обиженно донеслось из укромного гнездышка.
— Люблю, конечно, — устроившись рядом, я не стала выпутывать его из убежища, прижала к себе вместе с ним, — ты же мой сын.
— Ты теперь Кортела любишь! — дрожащим голосом обвинил глупыш. — Ты же говорила, что можно любить только одного человека за раз!
— Сыночек… — вздохнув, я прикрыла глаза, не представляя, как объяснить ему такую взрослую вещь. — Любить можно только одного человека, конечно, но это же… Понимаешь, я люблю Кортела, как своего мужа. Вот так можно любить только одного. А тебя я люблю совсем по-другому, как своего сына. Если бы у меня был еще ребенок, я бы его любила одновременно с тобой и одинаково сильно. Это совсем разная любовь, понимаешь?
— Угу, — угрюмо, конечно, но уже хоть не дрожит голос.
— Кортел тебя тоже любит, как своего сына…
— Но он не мой отец! — резко огрызнулся Тимир.
— Конечно, — прикрыв глаза, я вздохнула, — но он тебя очень любит и старается воспитать, как положено отцу. И он очень расстроился, когда ты убежал, он хотел всем вместе поваляться и побаловаться.
— Ты теперь только с ним, а со мной больше не играешь, — снова на грани слез выпалил он.
— Сынок, ты после тренировок засыпаешь на лету, тебе точно не до игр, — усмехнулась я, — но я же всегда стараюсь быть рядом, смотреть, как вы с Кортелом занимаетесь, какие ты успехи делаешь.
— Так ты не бросишь меня? — совсем тихо спросил мальчик. — Ты же говорила, что скоро после свадьбы рождается ребенок. Когда у вас родится ребенок, вы же выгоните меня, да?
— Еще чего! — возмутилась я, крепче прижимая к себе сына. — Выдумал тоже! Даже если у нас с Кортелом родится ребенок, мы все равно будем тебя любить так же сильно, как до этого, понятно? И я тебя никогда, никогда не брошу. И тебе нужно извиниться перед Кортелом, ведь он так старается, чтобы тебе жилось хорошо, так много с тобой времени проводит.
Вздохнув, Тимир вылез из-под одеяла, потер шмыгающий нос и снова забрался в мои объятия.
— Я очень сильно тебя люблю, мамочка, — прошептал он, крепко вжимаясь лбом в мое плечо.
— И я тебя, малыш, — с трудом сдерживая слезы, я гладила его непослушные белые вихры, чувствуя, как меня обнимают маленькие ручки.
Когда я вернулась в спальню переодеться, Кортела уже не было. Мне снова стало жаль утреннюю идиллию, которая могла бы стать только прекраснее, если бы Тимир к нам присоединился, но ничего не поделаешь…
Я спустилась в столовую раньше сына. Мужчины уже сидели за столом, но завтракать не начинали, пока все не собрались. Кортел настороженно зыркнул на меня исподлобья, но ничего не сказал.
Чуть позже пришел Тимир. Робко сминая в пальчиках манжету, он приблизился к главе семьи и тихо сказал:
— Я думал, что мама бросит меня и будет любить только тебя, — опустив голову, мальчишка еще тише пробормотал: — извини, что я убежал.
— Мама уж точно будет любить тебя всегда, — без выражения ответил мой муж, чуть наклонив голову, — и я тоже тебя люблю.
Если не знать Кортела, признания таким тоном вполне можно было бы посчитать за не слишком искренние.
— Мне нужно звать тебя папой? — не поднимая головы, спросил Тимир.
— Только если сам захочешь, — все же чуть улыбнулся мужчина, потрепав мальчика по волосам.
Робко глянув на князя, малыш вдруг порывисто обнял его и едва ли не бегом помчался садиться на свое место.
За столом только я и Парк не скрывали счастливых и довольных улыбок, эти же два упрямца пытались сохранять невозмутимость. Меня иногда настораживает желание Тимира подражать в этом Кортелу, но потом я понимаю, что он просто старается быть похож на своего наставника во всем.
Вечером, когда я уложила в кровать почти спящего на ходу уставшего мальчишку и приготовилась сама отойти ко сну после непростого дня, Кортел обнаружился сидящим на краю кровати.
— Иди ко мне, — тихонько позвал он, и я послушно позволила усадить себя к нему на колени.
Целуя меня в шею, мужчина тихо выдохнул что-то о любви, а его ладонь медленно скользила по моему бедру. Обнимая крепкую шею, я отвечала на уже ставший привычным глубокий поцелуй и буквально млела от жадных прикосновений, совершенно не заставляющих бояться. Но, стоило только Кортелу развернуться и опрокинуть меня на постель, едкий страх забился в груди противным липким комком. Подавив дрожь, я откинула голову, подставляя шею нависающему надо мной мужчине.
Нужно бороться со страхом. Хотя бы для того, чтобы мой любимый чудесный мужчина не боялся ко мне прикасаться.
========== Часть 5 ==========
Случилось невозможное — мы поссорились. Вернее, это я из-за раздражающей головной боли огрызнулась вместо привычного спокойного обсуждения. Расслабленное лицо Кортела стало непроницаемым, на мгновение он прищурился так зло, что я невольно сделала шаг назад. А потом он вжал меня в стену до боли, довольно сильно укусил за плечо через рубашку и ушел, громко хлопнув дверью.
Я бессильно сползла на пол, с недоверием прижимая ладонь к саднящему месту. Укусил. Не закричал, не ударил, даже не ответил грубостью. И я даже не знаю, что хуже. Но я не испугалась. Он прижал меня к стене, полностью повторив действия худшего мужчины в моей жизни, но я не испугалась, удивилась просто. Не самое приятное удивление, но все же…
За ужином Кортел молчал. Он не отвечал даже Парку, только хмуро ковырялся в тарелке, да так ничего и не съел. Я сидела, как на иголках, и все ждала, когда он перестанет изображать истукана и выйдет из-за стола, чтобы я могла с ним поговорить. Когда это, наконец, случилось, его наставник проводил взглядом хозяина дома и негромко предложил:
— Тимир, сегодня ярмарка в городе, не хочешь сходить?
— Конечно! — мальчик с аппетитом уплетал пирог и явно болтал ногами под столом, но у меня не было никакого желания его одергивать.
Несколько смутившись под красноречивым взглядом Парка, я уткнулась в тарелку.
Пока Тимир убежал переодеваться, я поднялась в спальню. Кортел стоял у окна, скрестив руки на груди.
— Напомни мне, — начал он, так что мне пришлось отложить извинения, — в чем мы не сошлись мнениями?
Я открыла было рот, но поняла, что не могу сказать. Забыла. Так переживала, что забыла!
— Не помню, — призналась я, — ерунда какая-то была.
— И я не помню, — присев на край кровати, мужчина чуть откинулся назад, упираясь ладонями в матрас, — я как-то не очень умею ссориться, опыта не было.
Так, я ведь не боюсь, да? Не будет ли доказательство этого лучшим извинением?
Лицо моего мужа изумленно вытянулось, когда я уселась ему на бедра верхом, сразу взявшись за верхнюю пуговицу его рубашки. Но он ничего не сказал, только начал расстегивать мою рубашку, мягко целуя в губы.
— А ты знаешь толк в примирениях, — прошептал мужчина, кончиками пальцев оглаживая след своих же зубов.