Как и ожидалось, мальчонку заинтересовали парусники и глобус. Он с таким любопытством их рассматривал, что мне показалось — забыл, зачем пришел. Спустя пару минут, я прокашлялся, привлекая к себе внимание. Не то чтобы он мешал, но было все-таки любопытно, с какой целью Никитка ко мне постучался.
— Так, зачем ты пришел? — спросил, когда Ник перевел-таки на меня свой взгляд.
Мальчик тут же нахмурился и весь как-то подобрался. Похоже, что он старался выглядеть более взрослым, чем был на самом деле. Зачем? Все чудесатее и чудесатее.
— Я хотел поговорить с вами, дядя Илья, по поводу ваших намерений относительно моей мамы, — выпалил он на одном дыхании, продолжая стоять посередине кабинета.
Я аж воздухом поперхнулся. Настолько неожиданным и немного комичным было его заявление. Не желая обижать малого, взял себя в руки, взмахом руки предложил сесть в кресло напротив. Он смерил меня максимально возможным для его возраста суровым взглядом и медленно сел.
— Мне кажется, что мы с тобой уже вели подобную беседу, — потянул время, думая, как лучше донести до него мои… намерения.
— Мне нужно знать наверняка, — упрямо сжал губы пацан и нахмурил брови, отчего стал безумно похож на свою мать, когда та была чем-то недовольна.
— Никит… — нужные слова не шли на ум.
Не мог же я ему заявить, что в данный момент больше всего хочу оказаться между ног его матери, и таким способом доказать ей, что лучше меня она мужика найти не сможет. А когда она будет плохо соображать от того количества оргазмов, которые я намереваюсь ей подарить, попрошу (в ультимативной форме, естественно) выйти за меня замуж, чтобы окончательно привязать ее и ее сына к себе.
Нет, он такого не оценит. Да и подобные откровения не для нежных ушек мальчика. Он, конечно, пытается казаться взрослым мужчиной, но ему до этого еще жить и жить.
— Я люблю твою маму, — решил все-таки быть с ним максимально честным. Всегда считал подобную тактику в разговоре с кем-то наиболее выигрышной. — И хочу, чтобы она стала моей женой.
Глаза юного хоккеиста практически вывалились из орбит. Такого заявления он не ожидал, это точно. Какое-то время мы просидели в гробовой тишине, пока Никита переваривал услышанное.
— Она тоже должна этого хотеть, — заявил, наконец, он.
— Несомненно, — кивнул. — И пока она восстанавливается, я намереваюсь сделать все, что в моих силах, чтобы она захотела.
Говорить о том, какими именно способами я собираюсь добиваться ее расположения, не стал. О некоторых вещах, как уже упоминалось, не стоит говорить с маленькими мальчиками.
— Хорошо, — важно кивнул Ник, поднимаясь с кресла.
Он уже был практически у выхода, когда внезапно остановился и повернулся ко мне. От прежней уверенности не осталось и следа. Теперь на его личике было какое-то странное выражение. Не страх, нет, но что-то близкое к нему.
— А если она захочет, то… — мальчонка замялся, еще чуть-чуть и начнет ковырять носком ковер от смущения. — Можно я тогда буду называть тебя папой? — выпалил и зажмурился, словно боялся моего ответа.
В очередной раз за последние несколько минут я был ошарашен. Никите удалось то, чего не могли добиться взрослые мужики — я потерял дар речи и не знал, что сказать. Точнее, знал, но был настолько удивлен этому вопросу, что не мог найти в себе силы открыть рот.
Мне даже в голову не могло прийти, что он когда-нибудь (при условии, что у нас с Ирой все сложится, конечно) будет называть меня папой. Мне в принципе было фиолетово, как он меня называет, главное, чтобы принял и не противился моему присутствию в их с матерью жизни. А тут такое…
— Ник… — прохрипел.
Горло как наждачка.
Мальчик продолжал стоять с закрытыми глазами, с каждой минутой все больше сутулясь. Он будто бы пытался исчезнуть, уже жалея о своем вопросе.
Не выдержав захлестнувшего меня коктейля из радости, страха, сомнений, удовольствия и бог знает чего еще, вскочил из-за стола. Подошел к мальчику, аккуратно, стараясь не спугнуть его неосторожным движением или внезапным звуком, опустился перед ним на колени, сжал плечи.
Никитка, почувствовав прикосновение, открыл глаза и неуверенно на меня посмотрел.
— Конечно, можно, — чуть улыбнулся, прошептав (говорить во весь голос не мог, хоть ты тресни). — Но… — начавший было тоже улыбаться пацан, нахмурился. — Ты уверен?
Я должен был уточнить. Вдруг, это всего лишь порыв, о котором он в последствии пожалеет. Мне все казалось, что слишком рано для подобного. Мы даже с матерью-то его отношения не построили еще, а мальчик уже так сильно ко мне привязался. Возможно ли такое?
— Уверен, — со всевозможной твердостью ответил Никита.
— Сочту за честь иметь такого сына, — еще шире улыбнулся я.
Прозвучало немного пафосно, конечно, но более правдивых слов я в своей жизни еще не говорил.
Ник выдохнул и бросился мне на шею с объятиями. Снова меня удивив.
— Спасибо, — прошептал мне на ухо. — Пап.
Блять! Еще немного и я разрыдаюсь, как девчонка. Внутри скручивался узел из эмоций, мешал дышать, но это были самые потрясающие ощущения, которые мне доводилось испытывать.
В голове, правда, мелькнула мысль, что Ира меня убьет, когда узнает, но я от нее отмахнулся, как от назойливой мухи. Ерунда, все будет хорошо.
— Давай только пока маме не говорить об этом, хорошо? — чуть отодвинув от себя мальчика, заглянул ему в глаза.
— Хорошо, — кивнул он, продолжая улыбаться. Его глаза подозрительно блестели, но комментировать или, тем паче, стыдить его я не собирался. Сам с трудом сдержался.
В этот момент снизу донесся неожиданный грохот, заставивший нас с Никитой резко посмотреть в сторону двери. Если в дом не залезли воры, то это могла быть только…
— Ира!
— Мама!
Одновременно воскликнули мы и рванули на первый этаж. Очень надеюсь, что женщина не умудрилась ненароком покалечить себя, только выписавшись из больницы, или еще чего похуже.
Глава 31
Ирина
Что побудило меня полезть на второй этаж? Не знаю и по сей день. Одна нога в гипсе, костыль, который мне больше мешает, чем помогает, ребра все еще побаливают, стоит только сделать неосторожное движение или обо что-то неудачно опереться…
Но после того, как я устроилась в выделенной мне комнате, разложив свои немногочисленные пожитки и кучу зайцев, занявших большую часть свободного пространства, мне стало скучно. Думала позвать Никиту, но не орать же на всю Ивановскую, чтобы он ко мне подошел. Я, в конце концов, не лежачий инвалид, передвигаться могу.
Поэтому и решила, что вполне себе способна найти своего сына в этом огромном доме, не прибегая ни к чьей помощи, в том числе моих голосовых связок.
Ни в уютной гостиной с большим диваном, камином (не электрическим, прошу заметить) и плазмой, которая подошла бы для небольшого кинотеатра, ни в кухне, оснащенной самой современной техникой, ни на заднем дворе, к которому вели выдвижные двери, никого не оказалось.
С сомнением посмотрев на лестницу, ведущую на второй этаж, перевела взгляд на свою загипсованную ногу и костыль. Смогу я осилить подъем или лучше подождать, пока мужчины сами ко мне спустятся? Решив, что терпения их ждать у меня не хватит (мало ли, когда они про меня вспомнят), попробовала подняться.
С трудом, но у меня получилось. Я даже умудрилась ни разу не оступиться и не наделать много шума. Заняло это, правда, у меня довольно много времени, и к концу подъема я уже обливалась потом от натуги, но с удовлетворением выдохнула, опираясь на стенку. Какая я молодец! Сама смогла!
Из ближайшей к лестнице комнаты доносились голоса. Отсюда было сложно понять, о чем именно говорили Никита с Ильей, поэтому я решила подползти поближе. Подслушивать нехорошо, знаю, но любопытство было сильнее меня.