— Вы Закриди? — спросила она и как-то по-мужски выпустила дым из решительных, без малейшего намека на губную помаду губ. Сигарету она держала тоже по-мужски: в почти сжатых в кулак тонких длинных пальцах с полированными ноготками, покрытыми бесцветным лаком.
— Да. — Я решил принять ее манеру разговора.
— Мне вас рекомендовали.
Тут образовалась пауза, так как должен был последовать мой вопрос: «Кто?» Но я перещеголял гостью в краткости — вообще не произнес ни слова, а просто посмотрел на нее, чуть приподняв брови. Легкая усмешка скользнула по ее губам, и ее болезненно-бледное лицо словно ожило, но усмешка исчезла, вернув лицу выражение неприступности.
— Матвеев.
Мои брови, уже в полной мере смахивая на вопросительный знак, взвились вверх.
— Мы с ним познакомились в больнице, — пояснила она, а я кивнул, удовлетворенный ответом. — С его слов я вас таким и представляла. Если и все остальное соответствует тому, что я слышала, то, думаю, вы то, что мне надо.
— Вы не устали? — неожиданно спросил я.
— После чего? — Удивление дамы было искренним.
— После такой длинной фразы.
Вновь ее лицо осветилось усмешкой, которая тут же погасла.
— Нет. Все нормально, — ответила она. — Еще Алексей Семенович говорил, что у вас отменный кофе.
— У меня и коньячок есть, — как бы между прочим сказал я. — Но, судя по толщине ткани, из которой изготовлен ваш костюм, вы за рулем.
Апрель был солнечным и теплым. Сегодня мой за-оконный термометр даже показал восемнадцать градусов. Тем не менее пока эти градусы еще не очень ощущались, и в таком костюме даме было бы прохладно на улице.
— Вы правы, я на машине, но… Узнав мою историю, вы сами поймете, что выпившая за рулем — это сущая ерунда по сравнению со всем остальным. У меня, конечно, есть и водитель… Единственный человек из моей фирмы, который еще не удрал, — добавила она дрогнувшим голосом, но тут же взяла себя в руки.
— Вы забыли представиться, — напомнил я ей. — Я не пью с незнакомыми. — Я улыбнулся.
— Василиса. — Я успел удержать свои брови, рванувшиеся было вверх, и язык, готовый ляпнуть что-нибудь типа: «Часом, не Прекрасная ли?» — Не Прекрасная, — будто прочитала она мой вопрос. — Закревская. Василиса Закревская. По отцу я полька, а мой папочка спать не ложился без «Пана Володыевского»… Это книга такая, — на всякий случай уточнила она.
— Вы будете удивлены, но я в курсе.
— Вообще-то меня зовут Бася. — Дама внимательно посмотрела мне в глаза, пытаясь уловить в них насмешку, но я и не думал насмехаться над ней. Мне и самому очень нравилась эта трилогия. — Но моя мама, женщина крутого нрава, согласившись на имя, настояла на том, чтобы меня называли Василисой. «Что-о за-а Ба-асся-а! — орала она на отца. — Так только кошек называют!».
Моя Черная дама начинала немного оттаивать и уже не казалась такой мрачной, как вначале. Я вышел из-за стола.
— Давайте пересядем за кофейный столик, — предложил я. Бася-Василиса молча пересела в кресло, стоявшее у столика. — Я сейчас приготовлю кофе и все к нему прилагающееся. Вы не очень торопитесь?
— Нет-нет, я располагаю временем… А если честно, то я полностью освободила сегодняшний день для разговора с вами.
— Вот и чудно.
Я не заставил себя ждать и уже через несколько минут появился с подносом, на котором стояли чашки с кофе, кофейник, на случай если захочется еще. Рядом с кофейником расположились бутылочка коньяка, рюмочки, блюдце с нарезанным тонкими кружочками лимоном, колбаска, сырок, хлеб и шоколадка. Поставив поднос на стол, я уселся в кресло напротив Василисы. Разлив по рюмкам коньяк, я приподнял свою. Девушка некоторое время сидела в нерешительности, затем резким движением сняла очки. Кроме больших карих глаз, они скрывали мешки под глазами. И чего стыдилась-то, невидаль какая. Я прекрасно понимаю, что не с великой радости она ко мне прикатила. Раз пришла, да еще вся в черном, — значит, беда.
— Без очков вам лучше. — Я не лгал. Василиса ничего не ответила и, прикрыв глаза веками с длиннющими ресницами, взяла рюмку. — А какое имя вам самой больше нравится? — спросил я.
— Вы знаете…
— Влад, — помог я ей.
— …Влад, Василиса как-то привычней… А Бася родней. — Она сглотнула подкативший к горлу ком. — Так называл меня только отец… Он умер очень давно. Мне едва десять лет исполнилось… После его смерти меня звали только Василисой.
— Для меня вы будете Басей, — произнес я и заметил, что глаза девушки наполнились слезами. Она быстро достала из сумочки пачку бумажных салфеток и, достав одну, промокнула глаза. — Давайте, Васенька, выпьем, — предложил я. Девушка с благодарностью посмотрела на меня и поднесла к губам рюмку. — Ну-у нет. Так дело не пойдет, — запротестовал я, — а чокнуться? Мы ведь не на похоронах.