— Давай выйдем, нах! — заорал вдруг алкаш, что есть мочи, но куда-то в сторону, как разразившаяся лаем бешеная собака. — Я тебе объясню, нах, кто ты по жизни!
— Ты уверен? — развернулся к нему мужчина.
В глазах алкаша буйствовал целый коктейль разрушительных эмоций – от чувства обиды и неудовлетворенности до зашитой где-то на генном уровне бесшабашной тяги к саморазрушению, а в противоположном черном взгляде – все та же пустота. Такой же взгляд у мужчины был, когда он доставал «Доктор Пеппер» из холодильника и сегодня утром, когда он встал с кровати и зажег сигарету и вчера, когда он схватил за шею кухонного боксера и позавчера, когда он ударил в живот таджика и все последние десять лет.
Алкаш хмурился, наверное, он ждал какого-то пояснения. И пояснение пришло.
— Двадцать один сорок семь, — захрипела рация в кармане мужчины. — Кто на южном, ждите спецназ. Синий микроавтобус. Анна, Николай, Харитон. Как понял? Прием!
Внезапно вторгшиеся голоса так же внезапно утонули в тишине вместе с треском рации.
Взгляд алкаша будто перезагрузился.
— А, — поднял он руки, будто сдаваясь, — все понятно, гражданин начальник. Все понятно…
Майор полиции Данилов вышел из магазина в загустевший зной. Улица ожидаемого облегчения не принесла – та же духовка. Пока шел к черному «Форду», выключил рацию. От треска и голосов болела голова. Он не был старшим – к чему потакать привычкам, когда впереди ничего больше нет. Левая часть наплечной кобуры из-за перевеса впивалась в подмышку. Он сунул руку под куртку, чтобы поправить ее и случайно задел новый пистолет. Невольная мысль – а к чему эти сложности с баллоном? Ответ вызвал невеселую улыбку с привычным прищуром левого глаза. Потому что он был трусом – почему же еще?
— Ну, наконец-то, — встретили его мужчины в машине.
Тот, что сидел на пассажирском сиденье – крупный, полноватый, как Дональд Трамп вытирал насквозь промокшим платком круглое котообразное лицо, будто вымазанное маслом.
— Салфетки купил? — спросил он неожиданно высоким тонким голосом.
— Чего? — хмуро переспросил Данилов и, достав «Доктор Пеппер» швырнул пакет ему в окно.
— Ай, ладно, не важно, — толстяк обрадованно сунул лицо и холеные руки в пакет. — Мои с ветчиной и курицей!
Данилов сел на заднее сиденье.
По радио женский голос негромко пел:
— Что за дичь! — чернявый на водительском сиденье стал стучать по кнопкам магнитолы.
— Это Овсиенко, дубина! — захохотал толстяк и откусил сразу половину сэндвича.
— Кто?
— Классику знать надо.
— Да иди ты с такой классикой.
Овсиенко сменил напористый с угрожающими нотками голос радиоведущего:
— По данным метеобюро Москвы и Московской области сильнейший грозовой фронт приближается к столице с северо-запада. На Москву обрушится сильный ливень, град и ветер с порывами до тридцати метров в секунду. МЧС рекомендует не укрываться и не парковать машины под деревьями и шаткими конструкциями. В городе объявлено штормовое предупреждение.
— Скорей бы, — сказал толстяк, принимаясь за второй бутерброд.
Данилов открыл банку «Доктор Пеппер», сделал глоток. Пресноватый вишневый вкус тотчас перенес его в другой август, отозвавшись краткой вспышкой сладкой боли, и до рези в глазах яркая листва за окном расступилась, явив картины ушедшего. Удивительно, как многогранна память, даже вкус и запах могут вернуть в прошлое. Он вспомнил, как разбирая хлам перед переездом, нашел в шкафу сумку давно умершей матери и, почувствовав запах ее духов, испытал тот же эффект – будто годы исчезли на мгновение. Мужчина тряхнул головой и обернулся.
На пятачке никого не было, кроме алкаша, который, пошатываясь, как матрос во время качки, удалялся в сторону «Г-образной» дороги. Невесть откуда взявшаяся большая белая собака оглушительно лаяла, кружась вокруг него. Алкаш грозил ей пальцем и что-то говорил – видимо учил отвечать за базар.
— Роман! — взмолился толстяк на переднем сиденье. — Да включи ты кондей, осталось полчаса от силы!
Чернявый покачал головой.
— Вот же хохлина экономная! — толстяк снова вытащил платок и стал вытирать шею. — Чешется, зараза.
— Могу подкинуть контакты одного барбершопа. Там марокканец у них бреет так, что кожа потом как задница у младенца, — предложил чернявый.