Данилов подошел к столу, взял пенал, открыл верхнюю крышку и увидел сложенные вчетверо тетрадные листки, исписанные сложными формулами с набором букв, дробей и непонятных символов. На нижнем листке наспех были нарисованы три таблицы, заполненные цифрами. А под ними в углублении лежала средней толщины пачка знакомых банкнот, отличавшихся лишь переизбытком нулей. Игорь достал пачку. Двадцать пятидесятитысячных купюр. Сколько это по современным меркам? Много или мало? Он слышал, как мать жаловалась, что картошка подорожала и дешевле двух тысяч ее теперь не найти.
Многовато для школьника. Игорь уложил листки и деньги на место, аккуратно вернул пенал на край стола, и направился на кухню. Макс с аппетитом ел жареную картошку – их любимую еду и запивал молоком, качая ногой. Трудно было что-то понять, глядя на него. Игорь нахмурился и сел напротив, куда мать поставила тарелку с картофельным пюре – «из-за зубов», пояснила она.
Пятничное утро началось со сдвоенных уроков труда. Игорь сразу ощутил повышенный интерес одноклассников к своей персоне. Дело было конечно не только в том, что вчера Славик растрепал о его «подвигах» в духе Джеки Чана. Город не такой уж большой, слухи перетекли в школу и по другим каналам, если уж даже его отец – младший научный сотрудник ВНИИКОПа был в курсе, хотя информация дошла до него явно в искаженном виде. Более красноречиво о «подвиге» говорила боевая ссадина на щеке от удара кирпичом. На него бросали заинтересованные взгляды, переговаривались.
Наконец, в столярной мастерской пацаны обступили его и прямо спросили:
— Говорят, ты с Холерой подрался?
— И с Татарином?
Окружив Игоря, одноклассники ждали ответов. Святая наивность! Двадцать семь лет назад он бы прыгал от счастья, заполучив такое внимание и мигом взлетевший авторитет, и, разумеется, в красках описал все свои выдающиеся достижения, но сейчас он только усмехнулся.
Впрочем, ответить ему бы все равно не дали – в мастерскую влетел худощавый невысокий старик в черном халате с седыми всклокоченными волосами и совершенно безумным перекошенным лицом. Бросившись с диким криком на трех пацанов, забравшихся с ногами на верстак, он попытался ухватить ближайшего – лопоухого «Серого», но все трое ловко разбежались, будто только этого и ждали, а старческая рука лишь скользнула по рукаву джинсовки.
— Мать твою за ногу! — затопал ногами старик и метнул молоток в убегающего Серого.
Игорь даже приоткрыл рот от изумления – столь неожиданным было появление трудовика. Хотя в те годы, это не было чем-то необычным. Он был ветераном Великой Отечественной и вел у них уроки с пятого класса. Впрочем, уроки – громкое название – за все годы без исключения уроки труда сводились к его появлению с небольшим опозданием, на котором он устраивал подобные взбучки, после чего распределял всех на бессмысленные работы – от подметания полов и уборки снега до разборки хлама, которыми были завалены мастерские. Затем он исчезал до следующих занятий. Иногда впрочем, он неожиданно появлялся, чтобы напугать зазевашегося «бездельника», схватить его за шкирку, потрясти, обматерить, на радость хохочущим одноклассникам, а если увернется – швырнуть в него чем-нибудь.
Самой работой никто не занимался, кроме отличника Наумова. Трудовик ее никак не контролировал, не принимал результаты и, судя по всему, назначал на нее только для очистки совести.
В основном уроки трудов означали игры, блуждания по школе, и школьному городку или подготовку к другим занятиям в виде списываний «домашек». Поскольку Игорь жил рядом со школой, они иногда со Славиком ходили к нему домой, чтобы посмотреть телевизор и заодно поесть бутербродов, поскольку Данилов нечасто тратил сладкие минуты утреннего сна на завтрак.
Трудовик схватил с верстака журнал, надвинул со лба очки.
— Так! Шейх Афанасьев! — пронзительно объявил он. — Сеньор Бахтин! Мистер Васильев! На уборку листьев!
Он гневно оглядел окружавшую его толпу школьников.
— Вы еще тут?!
Трое парней, включая Славика, неохотно двинулись в сторону дверей, но трудовик уже утратил к ним интерес – он вдруг согнулся в три погибели и стал по-кошачьи подкрадываться к Лехе Корчагину, который хихикал с Вадиком, с которым они разглядывали какой-то журнал. Леха опрометчиво повернулся к трудовику спиной. Однако насторожившись внезапной тишиной Леха и Вадик, навострили уши, как зайцы замотали головами и вскоре с визгом сорвались с места. Описав дугу, они махнули через ряд сдвинутых верстаков. Трудовик ловко вспорхнул на столы и бросился им наперерез, успев, на бегу огреть Леху классным журналом по голове. Пацаны выбежали из мастерской. Трудовик последовал за ними, оставляя только оглушительный топот и крик.